Троцкий - [179]

А в это время убийца уже стоял у ворот дома на авенида Виена. Это был человек, который летом 1938 года представился американской троцкистке Сильвии Агелоф, которая участвовала в учредительном съезде 4-го Интернационала, как Жак Морнар, сын бельгийского дипломата. Каково было его настоящее имя, официально установлено тогда еще не было: это был Рамон Меркадер, сын Каридад Меркадер, испанской коммунистки, хорошо известной в своей стране в годы Гражданской войны, между прочим, за свои связи с ГПУ. Встреча Морнара с Сильвией Агелоф в Париже была не случайной; она была тщательно подготовлена заранее. В течение некоторого времени агенты вели наблюдение за Сильвией и ее сестрой: обе были троцкистками; а сестра Сильвии время от времени ездила курьером в Койоакан и вела секретарскую работу для Троцкого. Что касается Сильвии, она изучала философию у Сидни Хука и психологию в Колумбийском университете; она знала русский, французский и испанский языки и могла быть особенно полезна для Старика, который часто жаловался, что «парализован за работой» из-за отсутствия русского секретаря. Одинокая незамужняя женщина весьма непривлекательной наружности, она вдруг стала объектом усердных ухаживаний симпатичного и элегантного Морнара. Она отдалась ему и провела с ним во Франции несколько беззаботных и похожих на сон месяцев. Время от времени его поведение озадачивало ее. Он демонстрировал столь полное отсутствие какого-либо интереса к политике, что это, казалось, граничит с леностью ума, что совершенно удивительно было видеть в этом образованном «сыне дипломата». У него были непроницаемо смутные связи в коммерции и журналистике; даже прошлое его семьи выглядело загадочно. Истории, которые он ей рассказывал о самом себе, были странными и даже бессвязными; а на банкеты и развлечения он тратился щедро.

В феврале 1939 года Сильвия Агелоф вернулась в Штаты. В сентябре он встретился с ней в Нью-Йорке. Снова ее несколько встревожило его поведение. Он известил ее, что приедет в Штаты в качестве американского корреспондента одной бельгийской газеты, а вместо этого прибыл с фальшивым канадским паспортом на имя Фрэнка Джексона и заявил, что сделал это, чтобы уклониться от военной службы в Бельгии. Он утверждал, что никогда не бывал в Нью-Йорке, однако ходил по городу, как человек, знакомый с этим местом. Но на любой вопрос у него был правдоподобный ответ; а поскольку он не прекращал играть свою роль плейбоя и бонвивана, то не вызывал ни капли политического подозрения. Самое худшее, в чем она могла обвинить его, была фривольность и склонность к бахвальству. Она пробовала переделать его и заинтересовать в троцкизме, но эти попытки он неизменно встречал со скучным лицом. И поэтому, когда вскоре после приезда в Нью-Йорк он сообщил ей, что собирается в Мексику в качестве торгового агента либо менеджера какой-то экспортно-импортной фирмы, она не нашла в этом ничего странного; а когда он пригласил ее приехать к нему в Мексику, она с готовностью согласилась.

В Мексику он прибыл перед серединой октября, она приехала в январе. Она тут же отправилась поклониться святыне на авенида Виена — наверняка привезла с собой и послания от американских троцкистов. Скоро она вернулась, чтобы помочь в секретарской работе. «Джексон» обычно привозил ее на авенида Виена на своей дорогой машине; а когда работа заканчивалась, ждал ее у ворот. Охранники привыкли и часто болтали с ним. И все же несколько месяцев он ни разу не отваживался войти внутрь. (Он все еще снисходительно улыбался при виде политической активности Сильвии; но, чтобы доставить ей удовольствие, начал проявлять чуть больше любопытства к ее делам.) У ворот он столкнулся с Альфредом и Маргаритой Ромер, которые к этому времени познакомились с ним как с «услужливым молодым человеком», «мужем Сильвии». Он приглашал их пообедать в Мехико и брал с собой на экскурсии по стране.

В те часы, когда ему полагалось работать торговым агентом, он поддерживал связь с людьми ГПУ, от которых получал приказы, и, похоже, со своей матерью, которая, как свидетельствуют несколько источников, была тогда в Мексике. Об этих контактах Сильвия не имела ни малейшего представления; он никогда не сводил вместе «жену» и мать. Лишь изредка он допускал неосторожности, которые настораживали даже Сильвию. Он дал ей адрес своей конторы, и адрес оказался фиктивным. Он извинился за «ошибку» и дал ей другой адрес. Сильвия, помня, что подобную «ошибку» он когда-то сделал и в Париже, была так встревожена, что попросила Маргариту Ромер, сообразительную и наблюдательную личность, проверить, что происходит. Однако оказалось, что новый адрес был настоящим. Ромеры были уверены, что если в делах Морнара-«Джексона» слегка и припахивало louche,[136] то это не имело ничего общего с политикой, посему никто не попытался выведать, что там у него за контора. (Лишь много позже выяснилось, что та же самая «контора» использовалась различными местными важными сталинистскими персонами.) Сильвия была достаточно осторожна и никогда не приводила «Джексона» в дом к Троцкому — она даже рассказала Троцкому, что, поскольку ее муж приехал в Мексику по подложному паспорту, его посещение могло без всякой на то нужды стеснить Троцкого. И когда в марте она уехала в Нью-Йорк, то взяла с «Джексона» строгое обещание, что он никогда в ее отсутствие не войдет в дом на авенида Виена.