Тризна по женщине - [64]

— Эти.

Остальные обиделись. Тогда Хальвдан заменил некоторых, но благодаря этому только приобрел еще больше недругов. Наконец он сдался, накричав на воинов, что они вонючие козлы, и могли бы сами бросить жребий, кому осчастливить эту козочку перед тем, как ее зарежут. Но мужчины никак не могли договориться. Они дрались и пьянствовали, препирались и угрожали воздвигнуть против викинга нид; наконец он собрал их всех при дворе.

— Войдите в мое положение, — взмолился он, — и скажите, что мне сделать, чтобы все были довольны. Вас шесть десятков, а допустить к ней мы сможем не больше восьми человек. Ясно вам это?

Им было ясно. Он выбрал восьмерых. Некоторые попытались подкупить кого-нибудь из восьмерки, обещали взамен свои земли, собирали наличное серебро. Но избранные были непреклонны.

И вот они здесь, все восемь. Они скрываются за стеной.

Вскоре они начинают кричать — им не терпится.

Неожиданно Хеминг приближается к викингу, ходившему на запад, и говорит, что он все-таки не хочет сам убивать Одни. Хальвдан тугодум. Но наконец-то до него доходит, он быстро прикасается рукой к бороде, и в глазах у него загорается злобный блеск.

— А тебе ясно, что тогда случится? — тихо и грозно спрашивает он.

— Я думаю, ты не прав, — отвечает Хеминг.

— Ты знаешь, чего ждет народ? Чтобы ты сам заколол ее!

— А я отказываюсь! И тебе не поможет, если ты выполнишь угрозу королевы и убьешь еще несколько человек, чтобы бросить с нею в курган. Лучше убей меня одного. Это не слишком утешит их, я понимаю. Ведь они жаждут увидеть, как будет исполнена воля твоей покойной матери. Она хотела восторжествовать надо мной, заставив меня убить ту женщину, которую я люблю, понимаешь?

— Да.

— А если я откажусь?

— Ее все равно убьют.

— Но твоей покойной матери и всем этим людям не безразлично, кто именно ее убьет.

Хальвдан не слишком силен в искусстве спора, он злится, когда его припирают к стене. Но Хеминг тут же успокаивает его.

— Я придумал другое.

— А что? Надо спешить. Люди ждут.

— Единственное, чего мне надо, — это облегчить участь Одни. Я знаю, ее убьют в любом случае. Но я хочу избавить ее от того, что ее ждет сейчас.

— А что ее ждет?

— Воины.

Хальвдан смачно смеется.

— А ты уверен, что ее нужно избавлять от этого? Может, ты только лишишь ее последнего, хе-хе, удовольствия? Ладно, хватит, ты и сам небось понимаешь, что это невозможно. Если я сейчас прикажу воинам уйти, народ разорвет нас.

— А если ты сам пойдешь к ней?

— Я?.. Хальвдан отшатывается.

— Это большая… необычная честь. Кто знает, может, людям это даже понравится… такая неожиданность. Сам сын королевы… отсылает воинов… какая честь и для его покойной матери, и для женщины, которая должна последовать за нею в царство мертвых! Ну как? — Теперь Хеминг кричит. — Выбирай! Или ты сделаешь, как я велю, или пусть кто угодно убивает меня и Одни.

Хеминг осмелился употребить слово «велю» — правда, негромко, шепотом, потому что давно понял: викинг, ходивший на запад, больше склонен выполнять приказания, чем отдавать их. Он видит, как робкое тщеславие уже щекочет Хальвдана: может, и правда мне?..

— Эй вы! — кричат из толпы. — Чего вы ждете?

Воины за стеной недовольно ворчат, они уже не в силах владеть собой.

— Слышишь их? Как с ними сладишь? А может, все-таки попробовать?.. — заикаясь, говорит Хальвдан.

— Напои их больше.

Хальвдан машет Арлетте, чтобы она поднесла воинам питье. Наверно, Хеминг заранее предупредил ее обо всем. Воины за стеной снова пьют, на этот раз больше, чем раньше. Возможно, в этот напиток попали другие тайные приправы Арлетты. Кроме нее, это никому не известно. Ропот воинов постепенно слабеет.

— Ну как, согласен? — спрашивает Хеминг. — Или я говорю: отказываюсь убивать Одни, или ты говоришь: согласен!

Хальвдан рывком оборачивается к толпе и кричит:

— Приказываю воинам выйти из-за стены!

— Что? — кричат в толпе. — Чего ты нас дурачишь?

Нечасто хевдинг из Усеберга бывает хозяином положения. Он широко улыбается, зубы блестят, борода красива, как будто он даже прибавился в росте, выпрямившись и словно согнав с плеч жир, который вдруг стек ему под мышки, где его скрыл плащ.

Я сам иду к ней! — кричит он. — Это последняя честь, которую я окажу моей покойной матери, нашей общей повелительнице! Я хочу один обладать женщиной, которая последует в курган за моей матерью!

Выступление Хальвдана настолько неожиданно, что никто не успевает опомниться и подать голос. Народ воспринимает это как победу Хальвдана и словно становится его соучастником в этом обладании. Воины, не попавшие в избранную восьмерку, ревут от удовольствия и благодарности. Их рев увлекает за собой всю толпу.

— Иди к ней! Иди! — слышатся голоса.

Хальвдан с необузданной силой, которая проявляется у него в редких случаях, выгоняет из-за стены пьяных до бесчувствия воинов.

— Вечером вы получите всех женщин, каких пожелаете! — кричит он. Потом отступает в сторону и кланяется. Одни проходит мимо него за

стену. Хальвдан машет Хемингу, приглашая и его последовать за ним. Воцаряется мертвая тишина.

Никто ничего не видит, но некоторым кажется, будто они что-то слышат. За стеной викинг, ходивший на запад, совсем обессилел после большого душевного напряжения.