Тривселенная - [31]

Эта фраза была необходима для того, чтобы разговор имел официальный статус и при необходимости мог быть приобщен к делу в качестве улики, доказательства или свидетельского показания. Подольский тоже сдвинул меню и сказал:

— Понимаю. Вопросы будете задавать вы, или я тоже могу спрашивать?

— Смотря о чем, — пожал плечами Аркадий. — Естественно, мы не в прокуратуре и не в суде…

— Надеюсь, вы еще не говорили с раввином Чухновским? — Подольский наклонился вперед, наполовину погрузившись в меню, будто в большую ватную подушку.

— Говорил, — сухо сказал Аркадий. — Почему вас это волнует?

— Черт, — пробормотал Подольский. — Я же вас предупреждал по телефону.

— А яснее нельзя? — потребовал Аркадий. — Давайте сначала. Как вы узнали о том, что я веду дело о смерти вашего родственника?

— Ага, — задумчиво сказал Подольский, вылезая из меню, — значит, мне отвечать. А может, сначала закажем? Не знаю, как вы, а я с утра не ел.

— Вы живете в Туле, — сказал Аркадий, глядя, как Подольский, изучая меню, сразу показывает позиции блюд.

— Я живу в Туле, — согласился Подольский, не прерывая занятия. — О смерти Генриха узнал в половине четвертого ночи.

— Как? — воскликнул Аркадий. — Вы приняли некробиот и не сообщили об этом?

Подольский закончил, наконец, выбор и затолкал меню в столешницу, из скатерти остался торчать лишь верхний кончик. Лев Николаевич повертел головой, удивляясь тому, что заказанное до сих пор не несут, и лишь убедившись, что от кухни к столику движется тележка, накрытая колпаком, на котором стоял номер заказа, обернулся к Аркадию и сказал:

— Я принял некробиот, верно. А почему я должен был кому-то сообщать? Насколько мне известно, дело это, можно сказать, интимное, я даже на официальном следствии не обязан… поэтому цените, что я…

Интимное, верно, он прав. Вот и Алена так интимно… Стоп, — подумал Аркадий.

— Извините, — сказал он, — вы правы, если имела место естественная смерть. Вы ведь должны были это понять — как он умер…

— Конечно, — пропищал Подольский. — У него схватило сердце, я это ощутил и успел классифицировать, пока шла агония. Острая сердечная недостаточность на фоне неоправданного страха, типичного для таких приступов. Экспертиза это показала?

— Да, — подтвердил Аркадий. — Но было кое-что еще…

— Еще? Нет, ничего больше.

— Послушайте, Лев Николаевич, — медленно сказал Аркадий. — Давайте начистоту. Вы сами напросились на разговор. Если только для того, чтобы убедить меня в том, чего не было на самом деле, то не будем терять времени. Поедем в агентство, я посажу вас под полиграф и задам вопросы, которые имею право задать. Хорошо?

Подъехала тележка, и на стол перед Подольским выкатились заказанные блюда — тарелки с салатами, харчо, накрытая крышкой посуда со вторым… Подольский придвинул салат, отослал механизм подачи и ответил:

— Хорошо, вы правы. Если бы Генриха свалил приступ, я не стал бы ехать в Москву. Не очень-то мы друг друга любили. Послушайте, Аркадий Валериевич, я действительно с утра не ел. Потом я объясню причину, а пока… Кстати, почему вы не заказали?

Поняв, что от голодного Подольского толка не добьешся, Аркадий тоже сделал заказ, удовлетворившись рагу из баранины по-сыртански. Он никогда не ел этого блюда, но и голодным себя не чувствовал, поэтому можно было рискнуть — если не понравится, можно оставить на тарелке. Баранина оказалась со специями, и это было, пожалуй, ее единственное отличие от нормального земного продукта. Не так плохо, как Аркадий ожидал. Он принялся есть, изредка поднимая взгляд на Подольского. Тот тоже время от времени поглядывал на Аркадия, и когда их взгляды встречались, Аркадию казалось, что Подольский хочет внушить ему какую-то мысль — всверлить ее в чужой мозг, — но это ему никак не удавалось, взгляд Аркадия отталкивал чужое, и если бы в зале находился какой-нибудь сильный импат, он, возможно, даже увидел бы, как сталкиваются, стараясь проникнуть друг в друга, две ауры…

— Кофе? — спросил Аркадий. — Без кофе, согласитесь, обед не полон.

— Согласен, — кивнул Подольский.

Кофе в ресторане почему-то во все времена располагал к более непринужденной беседе, нежели, скажем, вино или более крепкие напитки. Впрочем, судить Аркадий мог только по себе, возможно, на других расслабляюще действовала именно водка. Подольский однако принадлежал к той же категории любителей кофе, что и Аркадий, — он поднес чашечку к носу, вдохнул аромат и произнес, полузакрыв глаза:

— Хороший кофе, не ожидал. В забегаловках обычно дают растворимый.

Жаль, что Лукьяненко не слышал, как его вотчину обозвали забегаловкой, — подумал Аркадий, — могла бы получиться прелестная сцена. Кофе действительно был неплох, хотя месяц назад, когда Аркадий разговаривал здесь с Мухой (дело о контрольном пакете), кофе был, пожалуй, лучше.

— Давайте будем откровенны друг с другом, — сказал Аркадий. — Начну первый: смерть вашего родственника не могла быть естественной. Более того, никто не смог ее объяснить. И второе: на мой взгляд, о многом могла рассказать Наталья Леонидовна Раскина, которую полчаса назад сбила машина. Вы знаете нечто о Раскиной, поскольку предостерегали меня от того, чтобы я спустился вниз и посмотрел, что происходит. Для свидетеля вы знаете слишком много.