Триумф семян. Как семена покорили растительный мир и повлияли на человеческую цивилизацию - [79]

Во второй половине XVIII в. сошлись три фактора, преобразившие экономику хлопка: мода, технические инновации и политика. Появление миткаля и ситца[23], а также других набивных тканей, на которых с ничтожными затратами копировались узоры дорогих шелков, способствовало распространению ярких цветов в одежде и совершенствованию чувства стиля среди представителей растущего европейского среднего класса. Вопреки сопротивлению со стороны шерстяной и льняной промышленности — в том числе протекционистских законов, а также время от времени происходящим текстильным бунтам и шокирующим зрелищам на улицах Лондона, когда на женщин, одетых в ситец, нападала толпа и раздевала их догола, — импорт индийского хлопка рос с огромной скоростью. Ост-Индская компания переключилась с торговли пряностями на текстиль, наводняя им рынки не только Европы, но и принадлежащих Британии территорий, разбросанных по всему миру — от Африки до Австралии и Вест-Индии. Успех индийских тканей как популярного во всем мире товара способствовал развитию производства похожей продукции и привел к ряду революционных изобретений: прядильной машины «Дженни» Джеймса Харгривса, мюль-машины Сэмюэля Кромптона и прядильной ватермашины Ричарда Аркрайта. Механизация повысила качество тканей британского изготовления и резко снизила цены, переместив мировое производство из индийских деревень в английские фабричные городки. Промышленная революция началась, и семена хлопчатника давали вдохновение и импульс к развитию производственного оборудования точно так же, как другое семя, кофейное, пробуждало и стимулировало умы рабочих, обслуживающих машины.

В политике рост спроса на хлопок и необходимость в стабильных поставках помогли обосновать британскую экспансию в Индии. Путем принуждения и завоеваний Ост-Индская компания в итоге стала контролировать весь субконтинент, в то время как британские фабрики перетягивали на себя хлопковый бизнес, подрывая экономику Индии. Неудивительно, что Махатма Ганди избрал домотканый хлопок символом сопротивления британскому правлению, говоря, что «патриотический долг каждого индийца — прясть собственный хлопок и ткать свою ткань». Стилизованная колесная прялка по-прежнему является центральным символом на индийском государственном флаге. Хлопковая промышленность, будучи первой высокомеханизированной отраслью, помогла перевести Европу с крестьянско-фермерской экономики на фабричную, установив схему, которая продержится два столетия: сырье везут с юга на север, а затем произведенные товары экспортируют по всему миру. В Европе эта система укрепила империи и способствовала подъему благосостояния — в Америке она привела к войне.

Хлопок, встреченный Христофором Колумбом в Новом Свете, отличался от своих африканских и азиатских родственников. Волокна у него были длиннее, семена крепче держались за них, отчего с ним было значительно труднее работать. Но благоразумный адмирал тем не менее хвалил свой хлопок, заявляя, что он растет в изобилии, не требует ухода и его можно собирать круглый год. Его описания были полны типичного Колумбова хвастовства и самонадеянности, но в случае хлопка его энтузиазм не был так уж неуместен. Более длинные волокна пуха позволяли делать превосходную пряжу, и один-единственный вид американского хлопка сегодня составляет более 95 % мирового производства. Но, как со всей очевидностью показали мои собственные попытки, отделение семян от волокон было делом непростым. Несмотря на мировой бум, американский хлопок оставался второстепенной культурой до тех пор, пока Эли Уитни не сконструировал свою знаменитую волокноотделительную машину. Она дала мгновенный подъем эффективности и производительности, но молодой изобретатель никак не мог предсказать другие, более отдаленные последствия разработанной им технологии.

Хотя он и получил патент на это устройство, подписанный тогдашним государственным секретарем Томасом Джефферсоном (который, ознакомившись с чертежами, заказал машину для своей усадьбы Монтичелло), Эли Уитни так никогда и не получил прибыли от своего изобретения. Простота машины позволяла легко скопировать ее, и вскоре изобретатель узнал, что в сельских южных судах не испытывают особого сочувствия к городскому патентодержателю с Севера. Даже небольшая часть причитающегося Уитни дохода сделала бы его феноменально богатым. В течение десяти лет после получения им бесполезного патента технология очищения волокон привела к 15-кратному росту экспорта хлопка с американского Юга. Производство продолжало удваиваться каждые десять лет, и к середине XIX в. южные плантации поставляли примерно три четверти мирового объема хлопка-сырца. Хлопок подарил молодой американской нации больше богатства, влияния и международного престижа, чем любой другой товар.

Ни один историк не станет подвергать сомнению тот факт, что Эли Уитни, как правообладатель волокноотделительной машины, пострадал от существовавшей тогда юридической системы, но его невзгоды меркнут по сравнению с другими последствиями этого изобретения. Механизация могла упростить обработку хлопка, но выращивание его по-прежнему требовало огромного труда. Внезапно ставший прибыльным американский хлопковый бизнес оживил еще недавно угасавший спрос на африканских рабов. Эта самая гнусная из трех сторон атлантического торгового треугольника взлетела до нового пика в 1790-х гг., когда каждый год по «среднему пути» (маршруту работорговли из Африки в Америку) проходило до 87 000 рабов. Конгресс США запретил ввоз рабов из-за границы в 1808 г., но внутренняя работорговля продолжала процветать, и между 1800 и 1860 гг. число рабов увеличилось впятеро. В некоторых местах покупка и продажа людей, собиравших хлопок, стала бизнесом, который соперничал по прибыльности с куплей-продажей самого хлопка.