Триумф семян. Как семена покорили растительный мир и повлияли на человеческую цивилизацию - [76]
То же самое можно было сказать о тропических областях по всему миру, где произрастает более 40 разных видов дикого хлопчатника. У некоторых семена простые, но всюду, где семечки окружены пухом, местные жители научились прясть, скручивая эти волокна в нить. Хлопок сейчас является самой популярной тканью в мире, составляя основу промышленности стоимостью 245 млрд долларов, что делает его самой прибыльной непищевой культурой в истории. Он распространен повсеместно, однако нелишне напомнить, что это растение эволюционировало не для того, чтобы из него делали тоги, тюрбаны, гамаки и футболки. Сложно устроенный пух, охватывающий хлопковое семя, появился совсем с другой целью: помочь зародышам растений летать по ветру.
Чтобы полностью уяснить концепцию распространения семян при помощи ветра, просто дайте своему газону зарасти весной, а потом прогуляйтесь по нему с ребенком. С самых первых шагов наш сын Ноа обожал обрывать созревшие головки одуванчиков и протягивать нам с односложной, не терпящей возражений просьбой: «Дуй!». По моим подсчетам, один скромный «дуй» может послать в воздух более двух сотен семян, которые поплывут вниз восхитительными крошечными парашютиками. Попробуйте поймать их, и вскоре вы обнаружите, что убежали на 5, 10 или даже 20 футов (6 м) от материнского растения. В ветреный день они и вовсе от вас улетят. Притом что одуванчики сейчас растут повсюду, от Лондона до Токио и Кейптауна, этот ритуал стал универсальным примером и уроком ботанической аэродинамики — итогом взаимодействия архитектуры семени и ветра. У одуванчиков вся хитрость в их конструкции — тонком стержне, увенчанном пушинками, — симметричном, гибком и идеально приспособленном к максимально долгому дрейфу по ветру. Хлопок же удерживается в воздухе другим способом, и, чтобы разобраться в нем, я решил сделать то, чем занимались немногие люди с тех пор, как Эли Уитни изобрел свой знаменитый хлопковый волокноотделитель: распотрошить хлопковую коробочку руками.
В дикой природе хлопчатник растет в виде многолетних кустарников или небольших деревьев с отходящими под углом ветвями и ворсистыми серо-зелеными листьями. Культурные разновидности — быстрорастущие однолетники: они меньше по размерам, но в остальном практически такие же. Все они принадлежат к семейству мальвовых, большой группе растений, включающей конголезский джут (урена лопастная) и бамию, но лучше известной по красивым садовым цветам, вроде шток-розы и гибискуса. У хлопка тоже красивые цветки: с лимонно-желтыми, словно бумажными, лепестками, окружающими пурпурную сердцевину. Плод представляет собой круглую коробочку, которая лопается и выворачивается, когда созревает, обнажая комки белого пуха, отчего кажется, будто на полях хлопчатника поспел урожай снежков или фантастических овец. В XIV в. английский путешественник сэр Джон Мандевиль поразил читателей на родине описаниями азиатского дерева, приносящего похожие на тыквы плоды, лопающиеся и выпускающие крошечных ягнят. Не ясно, имел ли он в виду хлопок, который повсюду в других местах описывает более точно, но эта идея прочно захватила умы. Еще более приукрашенные версии этой истории вскоре связали хлопчатник с «растительными ягнятами», которых иллюстраторы изображали вытягивающими пушистые шеи вниз с кончиков ветвей, чтобы пощипать травку.
Как и Мандевиль, я родом с прохладного дождливого острова, где идея выращивать хлопок кажется чрезвычайно экзотичной. Тем не менее в отличие от средневекового англичанина мне не пришлось путешествовать в Индию, чтобы найти хлопок в его естественном виде. Современные магазины товаров для рукоделия предлагают, по очень разумной цене, целые хлопковые коробочки, не отделенные от стебля. Предполагается, что их будут использовать для венков, гирлянд и цветочных композиций, однако в каждой из них содержится невероятная история эволюции семян, только и ждущая достаточно смелого любителя растений и приключений, готового попробовать вскрыть и препарировать коробочку. Вооружившись пинцетом, карманным ножом и парой острых зондов для микроскопа, я отделил среднего размера коробочку от стебля и направился в Енотовую Хижину.
Лежащая стеблем вниз на моем столе коробочка и вправду напоминала овцу, ее клочковатая белая спинка была мягкой, как старая фланель. Но когда я плотно сжал вату пальцами, то нащупал глубоко внутри комочки семян, полностью погруженных в волокна. По размеру коробочка оказалась 3 дюйма на 2 (7,5 на 5 см), весила одну восьмую унции (4 г) и до странности напоминала маленького крапивника, которого я ощипывал на этом же столе, исследуя перья для другой книги. И коробочка хлопка была так же легка, компактна и создана для полета. На ощипывание птички ушло добрых два часа кропотливой работы пинцетом: захватывания, дергания и сортировки более 1200 крошечных перышек. Оказалось, то была лишь детская игра. Меньше чем через минуту отделения волокон хлопка вручную я понял, что у меня нет шансов выпутать хотя бы одно-единственное волокно. Они переплетались и свивались так плотно, что я не мог вытащить одно, не затянув на всех остальных десятки, если не сотни узлов. Мой план аккуратно извлечь семена из ваты с треском провалился. Я надеялся не только очистить хлопок от семян и расчесать, но также подсчитать, рассортировать и измерить отдельные волокна — проделать с ними то же, что и с перьями. В итоге я прибег к ножницам, и все равно потребовалось нескольких десятков резких кромсающих надрезов, чтобы пробиться сквозь ватный шар. Конечным результатом стал сугроб из спутанных комьев хлопка и кучка жалких на вид семян, все еще косматых от неровно обрезанных волокон. На ум неизбежно пришла аналогия с отарой плохо стриженных овец.
