Триумф Рози - [109]

— Кролик. Ты его назвал Кроликом. Ха. Он ожидал — и он жутко ошибся.

— Совершенно верно.

Мне требовалось сказать кое-что еще — чтобы провести в жизнь мое второе решение. На мне сосредоточилось внимание всех сидящих за столом — моей жены, моего сына, моей матери, моих ближайших друзей. И союзников: Таццы и Мерлина. Я подозревал, что если не сделаю это сейчас, то не сделаю уже никогда. Я набрал побольше воздуха, однако не мог подобрать слова — а может быть, набраться смелости.

Присутствующие уже начали возобновлять прерванные разговоры. Момент был упущен. Но тут Джордж, проявив способности, которых у меня никогда не было и которыми я никогда не смогу обзавестись, почувствовал, что происходит, и принялся барабанить вилкой и ножом по деревянному столу, по тарелкам и бокалам. Пока вся пиццерия глазела на бывшую рок-звезду, в моем сознании все-таки сформировались нужные слова. Джордж закончил свое соло барабанной дробью по столу и простер указующую руку в мою сторону.

— Никогда не следует недооценивать аспи, — произнес я.

Эпилог

Я принял предложение Мин. Работа обещала быть захватывающей, и я осознал, что годами опасался выходить за пределы среды, где чувствовал себя социально защищенным.

Хадсон — после собеседования с Юэном Харлом — все-таки решил продолжать свое образование в неспециализированной старшей школе. Моя мать вызвалась помогать ему с послешкольными занятиями.

С тех пор как я решил объявить себя аспи — человеком с аутизмом, в моей жизни на первый взгляд практически ничего не изменилось. У меня почти не было сомнений, что я разделяю целый набор характеристик и черт со многими другими человеческими существами, включая Хадсона, Ласло, Активистку Лиз, Доува, Гика Таццу, а также, возможно, Бланш и Джина, — и что самым подходящим ярлыком здесь было слово «аутизм». Анкеты и тесты, которые показывали меня нейротипичным человеком, затрагивали в лучшем случае какое-то подмножество этих характеристик и фокусировались на проблемных типах поведения — каковые типы поведения в моем случае прошли сильную модификацию вследствие того, что я всю жизнь пытался вписаться.

После моего самодиагноза мне стало (как когда-то заметила Рози, понаблюдав за Хадсоном) «уютнее с самим собой». А кроме того, я пересмотрел свое мировоззрение. Прежде я хотел, чтобы мир был иным, но считал, что это на мне лежит ответственность за вписывание в него. Возможно, без Хадсона я продолжил бы двигаться по выбранному пути, однако у Хадсона в запасе было еще восемьдесят лет жизни — или даже больше. За это время мир вполне мог измениться — и я чувствовал себя морально обязанным внести в перемены и свой вклад. Теперь у меня был ответ на вопрос, который когда-то задала — или хотела задать — Активистка Лиз: «На какой вы стороне?»

В мой первый день на новой работе Мин собрала всех сотрудников — тридцать восемь человек — в комнате для совещаний.

— Все кроме Дона уже слышали эту мою речь. Поэтому… — Она покрутилась вокруг себя, закрыв глаза и вытянув руку. Когда Мин остановилась, рука указывала на женщину, чей вопрос шесть месяцев назад породил Возмутительную ситуацию на лекции по генетике. Судя по всему, ее заявление о приеме на работу было рассмотрено и принято. Прежде я не замечал ее присутствия — вследствие того, что был вовлечен в беседу на профессиональные темы с еще одним новым коллегой.

— Вам водить, Лаура, — объявила Мин.

Лаура посмотрела на меня, потом на Мин:

— Извините, у меня еще не было возможности это выучить. Я…

Мин не стала дожидаться, пока она договорит, а просто покрутилась еще раз — на сей раз выбрав высокого мужчину приблизительно тридцати лет:

— Фарадж.

Фарадж произнес, как я заключил, стандартную вступительную речь. С тем же успехом ее можно было бы распечатать и вручить мне. Правда, энтузиазм на бумаге не распечатаешь.

— Скорее всего, это самая важная работа в вашей — и в нашей — жизни. Однажды из стен этой лаборатории выйдет что-то такое, что изменит мир к лучшему — и очень серьезно изменит. Может быть, оно положит конец малярии или амебной дизентерии. Или навсегда искоренит СПИД или шизофрению. Возможно, это будет какая-то проблема, которую никому и в голову не приходило решать с помощью редактирования генома. Скажем, изменения климата. И все мы внесем свой вклад в это свершение. Даже если оно произойдет не в нашей лаборатории, все мы будем участвовать в глобальной работе, будем частью сообщества, которое сумело это сделать. А когда наша работа станет приносить деньги, мы начнем вкладываться в другие исследовательские инициативы, призванные сделать мир лучше. И мы не позволим чему-то менее значимому стать у нас на пути. Если у нас возникают проблемы — с технологиями, с ресурсами, друг с другом, — мы решаем их, мы пробираемся через них, мы оставляем их позади, и ради этого мы никогда не боимся попросить о помощи. Ибо то, что мы создаем, гораздо, гораздо важнее.

Из уст представителя какой-нибудь иной профессии эта речь звучала бы чересчур пафосно. Однако речь шла о редактировании генома — и я почувствовал настоящий подъем.

Слушая Фараджа, я делал заметки, а когда закончил, оказалось, что комната опустела. В ней осталась лишь Лаура. Она подошла ко мне, и я уловил недовольство. Возможно, даже гнев.