Триумф и трагедия. Политический портрет Сталина. Кн.1 - [206]

Особенно преследовались те, кто помнил о Ленине и ленинизме, кто боролся в свое время с царизмом, а значит, хотя бы инстинктивно ценил истинную свободу и демократию, кто мог знать об Иосифе Джугашвили нечто такое, что выходило за официальные рамки. Это были люди, которые буквально понимали указание Ленина о том, что "нет другого пути к социализму, кроме как через демократизм, через политическую свободу". Эти люди не хотели питаться суррогатами сталинского толкования ленинизма. Но таких уже было меньшинство. Остальные попадали в жернова репрессий попутно, по касательной. Одни работали под началом "врагов народа", другие их вовремя "не разоблачили", третьи — "пособничали" им в чем-то, о чем они даже сами не догадывались…

Подозрительность усиливала инерцию насилия. Едва ли В. Захаров, М. Моциев и другие железнодорожники со станции Арзамас представляли, в чем суть троцкистских взглядов, но эти взгляды вкупе с "намерениями к террористическо-диверсионной деятельности" послужили основанием для вынесения им 31 октября 1937 года смертных приговоров. Как докладывал в своей сводке Сталину Ульрих, "все обвиняемые признали себя виновными полностью". Чудовищная подозрительность, трактуемая как "сталинская бдительность", исправно поставляла Молоху правосудия свои жертвы.

Особенностью этих процессов было стремление Сталина не просто уничтожить своих реальных и потенциальных оппонентов, но и предварительно вывалять их в грязи аморальности, измены, предательства. Все процессы являют собой беспрецедентный пример самоунижений, самооговоров, самоосуждений. Часто это выглядело просто абсурдным и продиктованным лишь низкой местью. Так, подсудимые назойливо твердили, что они "предатели", "шпионы", "двурушники", "вредители", "убийцы". Каменев, например, прямо заявлял, что "мы служили фашизму, мы организовали контрреволюцию против социализма". Обещания снисхождения, угрозы репрессий по отношению к семьям, систематическое физическое насилие на допросах ломали этих людей, заставляли играть свои унизительные роли по сценарию, написанному "жрецами правосудия". Главный Режиссер все время находился за кулисами, а его помощники — Вышинский и Ульрих — цинично вели "спектакли".

В книге английского историка религии Дж. Фрейзера "Фольклор в Ветхом завете" есть глава "Чаша Иосифа", начало которой стоит привести полностью. "Когда братья Иосифа пришли из Палестины в Египет, чтобы закупить там зерно на время голода, и уже собирались в обратный путь, Иосиф велел положить в мешок Вениамина свою серебряную чашу. Как только братья покинули город и еще не успели отойти на далекое расстояние, Иосиф послал им вслед своего управителя, приказав ему обвинить их в краже чаши. Тот обыскал все мешки и нашел пропавшую чашу в мешке Вениамина. Управитель стал упрекать братьев за их неблагодарность по отношению к его господину, которому они за оказанное гостеприимство и за всю его доброту отплатили тем, что похитили у него драгоценный бокал. "Для чего вы заплатили злом за добро? — спросил он их. — Не та ли это чаша, из которой пьет господин мой и гадает на ней? Худо это вы сделали". Когда же братья были приведены обратно и поставлены перед Иосифом, он сказал им: "Что это вы сделали? Разве вы не знали, что такой человек, как я, конечно, угадает?" Из этих слов мы можем заключить, — пишет Дж. Фрейзер, — что Иосиф особенно кичился умением обнаружить вора, гадая на своей чаше".

Когда "братьев" по несчастью (и духу — тоже) Бухарина и Рыкова исключали из состава кандидатов в члены и членов ЦК, Сталин своей репликой дал им слабую надежду, что "в НКВД разберутся". Представ спустя год перед военной коллегией Верховного суда СССР, те, кто оказался "по другую сторону барьера", как прозвучало в последнем слове Н.И. Бухарина, почувствовали, что "чаша Иосифа", чаша злодейства и коварства, наполнена до краев. Им предстояло испить ее до дна.

"Научиться ценить людей…"

4 мая 1935 года Сталин произнес речь в Кремле на выпуске "академиков" Красной Армии. К этому времени кадровый погром еще не наступил. В руководящих эшелонах партийного, государственного, хозяйственного аппарата, среди профессиональных военных, технической и творческой интеллигенции, местных работников в республиках, краях, областях скоро будут зиять крупные бреши. Словно эпидемия страшной чумы выкосит сотни тысяч людей. В начале 1939 года Сталин затребовал из Главного управления кадров РККА справку о командном составе армии и флота. Он долго молча всматривался в графы таблицы: около 85 % командиров были моложе 35 лет. Сталин не спеша листал страницы этой справки. Может быть, он вспомнил, что кроме трех маршалов и большой группы командармов первого и второго рангов по его воле исчезли и другие способные военачальники? Многие из них при назначении побывали здесь, в его кабинете… Может быть, вспомнил речь Ворошилова на заседании Военного Совета при наркоме 29 ноября 1938 года? Тогда нарком, как о великом достижении, доложил: "В ходе чистки в Красной Армии в 1937–1938 годах мы вычистили более сорока тысяч человек… За десять месяцев 1938 года выдвинули более 100 тысяч новых командиров". Из пятидесяти с небольшим членов Военного Совета старого состава остались лишь десять человек… Какие чувства испытывал "вождь", взирая на бреши в командном корпусе? Едва ли кто скажет об этом. Известно лишь, что, увидев "пустоши" в кадровом составе, Сталин предложил увеличить численность академий, создать новые училища. Но такие "дыры" были не только в рядах военных…