Триумф и трагедия. Политический портрет Сталина. Кн.1 - [199]

Еще один спектакль, так называемый процесс "двадцати одного", был особенно тягостным. Здесь готовилась расправа над Бухариным, Рыковым, Крестинским, Раковским, Розенгольцем, другими мучениками сталинского произвола.

С помощью этих судилищ Сталин хотел нанести последний, сокрушающий удар по бывшим — главным образом — сторонникам Троцкого, заклеймив их как "оголтелую банду вредителей", занимающуюся "шпионажем, террором, убийствами, поджогами". Троцкий был главной идейной и политической мишенью Сталина. "Дуэль" с Троцким продолжалась. В ней не могло быть ничьей. Не случайно, что в обвинительном заключении по делу Г.Л. Пятакова, К. Б. Радека, Г.Я. Сокольникова и других на нескольких страницах текста Троцкий упоминается пятьдесят один раз! Аналогичная картина и в обвинительном заключении по делу Н.И. Бухарина, А.И. Рыкова, Н.Н. Крестинского, Х.Г. Раковского, А.П. Розенгольца и их товарищей по несчастью. Когда начались процессы, Троцкий из Мексики все время давал понять, что да, "судят его единомышленников, но судят за идеи". Так, почти в каждом выпуске своего "Бюллетеня оппозиции" Троцкий обязательно что-нибудь печатал о Раковском, Крестинском, Розенгольце, показывал, их "несовместимость" со Сталиным, подчеркивал свою солидарность с ними. Почти регулярно изгнанник публиковал протесты против преследований своих "сторонников". Вся эта защита Троцким "врагов народа" Сталину была на руку, давала ему дополнительные "аргументы".

Сталин чувствовал приближение войны. Он не мог избавиться от ощущения, что смотрит на внешний мир глазами Троцкого. "Вождь", повторюсь, боялся признаться в этом даже самому себе. Стоило ему прочесть что-либо, написанное Троцким, как он чувствовал, что тот "каркает беду" не зря. Вот в той же "Преданной революции" Троцкий пишет: "Можем мы ожидать, что Советский Союз выйдет из приближающейся великой войны без поражения? На этот откровенно поставленный вопрос мы ответим также откровенно: если война останется только войной, поражение Советского Союза будет неизбежным. В техническом, экономическом и военном смысле империализм несравненно сильнее…" Это звучало как приговор не только социализму, но и ему, Сталину. Но недаром он стальной: так просто не уступит. Уже сейчас, до войны, нужно убрать всех потенциальных пособников фашизму! Ведь если Гитлер придет с мечом, то посадит здесь кого-нибудь из "недобитков", размышлял Сталин. Мы будем готовиться к будущей войне, а возможную "пятую колонну" уберем сейчас. У Гитлера не будет здесь опоры… Такой ход мыслей Сталина возможен. Тем более что Молотов, по свидетельству Ф. Чуева, незадолго до своей смерти подтвердил, что накануне воины Сталин проводил курс на максимальное ослабление социальной базы возможных квислингов и лавалей.

Несмотря на общий подъем, заметные успехи и консолидацию общества на вождистской основе, крупных изъянов и провалов было очень много. Многочисленные недостатки в промышленности, хроническое отставание сельского хозяйства, медленный рост жизненного уровня народа требовали объяснений. Самым удобным для Сталина казалось свалить все на "вредительство и диверсии". В ежедневных сводках послушные исполнители, точно уловив адрес классового врага, указанный "вождем", докладывали. Вот, например, небольшая выдержка из сводки за 19 октября 1937 года:

"ЦК товарищу Сталину

СНК товарищу Молотову

Секретарю ЦК тов. Ежову.

На Урале, в с. Таборы за развал колхоза приговорены к расстрелу 5 человек (в том числе пред. Таборинского РИКа Мотырев А.Л., пред. райзо Мешавкин Н.Л.).

Минск. За умышленное засорение муки расстреляно 5 человек (в том числе зав. заготконторой Чудновский Р.Л., зав. конторой "Заготзерно" Левченко В.М., директор элеватора Капланский В.Н.).

Саратов. Троцкистско-правая группа выпустила большое количество нефти в Волгу. К расстрелу приговорено 9 человек, в том числе: управл. Саратовской конторой Главнефть Браткин М.Н., директор крекинг-завода Богданов В.Ф., профессор Саратовского университета Орлов Н.А.

Ленинград. По заданию агентов гестапо в системе Ленэнерго систематически поломки с увечьями рабочих. Приговорено к расстрелу 10 человек…"

Подобные перечни длинны. В конце, перед подписью "В. Ульрих", лаконичная приписка: "Все приговоры приведены в исполнение". Часто на этих чудовищных сводках в углу торопливая подпись: "Товарищу Сталину доложено. Поскребышев".

Эти массовые трагедии стали обычными в течение 1937–1938 годов после громких политических процессов в январе и июне 1937 года, марте 1938 года. Сталин был уверен, что теперь всем становилось ясно, кто мешает еще более быстрому движению вперед, кто "торгует" Родиной, кто готовит "убийство Сталина и его окружения", кто выполняет директивы Троцкого. Политические процессы в Москве стали своеобразными детонаторами взрыва насилия в стране, массового террора по отношению не только к потенциальным противникам Сталина, но и в большинстве случаев — просто к случайным людям, особенно руководителям, на предприятиях и в учреждениях которых случались какие-либо происшествия: пожары, взрывы, обвалы, аварии и т. д. Где-то в конце 37-го размах репрессий вышел, пожалуй, из-под контроля. Во многих наркоматах и иных ведомствах донос становился способом выживания. Все это было следствием первых крупных политических процессов, решение о проведении которых было принято лично Сталиным и одобрено его окружением.