Триумф и трагедия : Политический портрет И. В. Сталина. Книга 2. Часть 1 - [11]

Народы наших стран нуждаются в мирных отношениях между собой. Согласие германского правительства на заключение пакта о ненападении создает базу для ликвидации политической напряженности и установления мира и сотрудничества между нашими странами.

Советское правительство поручило мне сообщить Вам, что оно согласно на приезд в Москву г. Риббентропа 23 августа.

И. Сталин"³².

Сталин спешил. Он полагал, что времени на ожидание и выбор у него больше не было. В последующем Сталин почти никогда не будет вспоминать этот день — 23 августа. Он в какой-то момент поддался нажиму фюрера, утратил инициативу, не оценил в полной мере всех последствий. В немалой степени на Сталина повлияло состояние армии после погрома 1937–1938 годов, которое одновременно стимулировало наглость Гитлера. Но каждая из сторон считала, что она выиграла.

23 августа 1939 года Риббентроп прилетел в Москву, и в тот же день Пакт о ненападении между Советским Союзом и Германией был подписан. Он был заключен сроком на 10 лег (хотя Шуленбург еще 19 августа предлагал 25-летний срок). В ходе обсуждения проекта соглашения Риббентроп настаивал включить в преамбулу тезис ”о дружественном характере советско-германских отношений”. Когда Молотов доложил об этом Сталину, тот отверг предложение министра иностранных дел Германии: ’’Советское правительство не могло бы честно заверить советский народ в том, что с Германией существуют дружеские отношения, если в течение шести лет нацистское правительство выливало ушаты помоев на Советское правительство”³³. Увы, в этом Сталин оказался непоследовательным. Через месяц он одобрит тезис, предложенный Риббентропом. Одновременно англо-франко-советские переговоры прекратились. Глава советской делегации К.Е. Ворошилов в своем интервью для печати заявил:

”Не потому прервались переговоры с Англией и Францией, что СССР заключил пакт о ненападении с Германией, а, наоборот, СССР заключил пакт о ненападении с Германией в результате, между прочим, того обстоятельства, что военные переговоры с Францией и Англией зашли в тупик…”³⁴ 21 августа, в те же часы, когда Сталин изучал телеграмму Гитлера (Шуленбург вручил ее Молотову в 15.00 21 августа), состоялось последнее заседание делегаций на трехсторонних переговорах. Глава французской миссии генерал Ж. Думенк сообщал в Париж Э. Даладье:

’’Назначенное на сегодня заседание состоялось утром. Во второй половине последовало второе заседание. В ходе этих двух заседаний мы обменялись вежливыми замечаниями по поводу задержки из-за политической проблемы прохода (через Польшу. — Прим. Д.В.). Новое заседание, дата которого не установлена, состоится только тогда, когда мы будем в состоянии ответить положительно…”³⁵ Однако и в этой ситуации польское правительство не дало согласия на проход советских войск через Польшу в случае войны. Впрочем, это решение уже ничего не могло изменить, стрелки часов мировой политики резко сместились. Сталин получил выигрыш времени около двух лет. Гитлер приступил к поэтапной реализации своих планов. На Западе сообщение о прилете Риббентропа в Москву, как сообщал из Лондона И.М. Майский, ’’вызвало… величайшее волнение в политических и правительственных кругах. Чувства было два: удивление, растерянность, раздражение, страх (так в тексте. — Прим. Д.В.). Сегодня утром настроение было близко к панике…”³⁶

Сталин, неожиданно согласившись на договор с Германией, пошел дальше. Он согласился на ряд дополнительных соглашений, известных как ’’секретные протоколы”, которые придали крайне негативный характер этому вынужденному и, возможно, необходимому шагу. Особенно циничными выглядят договоренности Сталина с фюрером о судьбе польских земель, равносильные сговору с Гитлером о ликвидации независимого государства. Подлинники этих протоколов, складывается впечатление, не видел никто. Вероятно, по рукам уже много лет ходят копии тех документов, которые привез Риббентроп в Москву. Но у меня нет сомнений в том, что если не ’’протоколы”, то дополнительные договоренности (возможно, и устные), касающиеся линий границ ’’государственных интересов” СССР и Германии, существовали. Думаю, что, по ’’джентльменскому” соглашению, этими ’’протоколами” с приложенной картой обе стороны руководствовались в сентябре 1939 года. В разделе о дипломатии Сталина я еще к этому вернусь и приведу подтверждающие мою версию документы.

Конечно, с вершины сегодняшних дней пакт о ненападении выглядит весьма тускло, с точки зрения морали союз с западными демократиями был бы неизмеримо привлекательнее. Но и Англия, и Франция не оказались готовыми к такому союзу, а Сталин не проявил терпения и выдержки. С точки зрения государственных интересов и реального расклада сил, у СССР в тот момент приемлемого выбора не было. Отказ от каких-либо шагов едва ли остановил бы Германию. Вермахт и страна в целом были доведены до такой степени готовности, что нападение на Польшу было предопределено. Помощь Польше затруднялась не только позицией Варшавы, но и неготовностью СССР к войне. Отказ от пакта мог привести к созданию широкого антисоветского альянса, в результате которого была бы поставлена на карту судьба самого социализма. М.С. Горбачев в ноябре 1987 года оценил ситуацию того времени так: ’’Вопрос стоял примерно так же, как во время Брестского мира: быть или не быть нашей стране независимой, быть или не быть социализму на Земле”