Триумф христианства - [6]

. Особенно много времени Кинегий провел в Сирии – и там, при поддержке местных христианских вождей, уничтожил знаменитый Храм Зевса в Апамее.

У нас нет оснований утверждать, что Кинегий действовал и в Пальмире. Однако его присутствие в этом регионе несомненно побуждало местных христиан действовать активнее. Скорее всего, именно это произошло с храмом Аллат. На него напали местные ревнители, скорее вдохновленные имперской властью, чем получившие от нее прямой приказ. Невозможно сказать, сподвигли ли их на это церковные вожди, или возбужденная толпа набросилась на храм по собственной инициативе. Мы знаем лишь, что несколько десятилетий спустя христианские лидеры превратили оставшиеся языческие храмы Пальмиры в христианские церкви; это произошло и со старейшим и прекраснейшим языческим святилищем города, храмом Бела, остатки которого также были уничтожены ИГИЛовцами в 2015 году.

Мы скорбим о таком бездумном – или, точнее, вполне намеренном – уничтожении древностей отчасти потому, что в остатках античной культуры с трепетом узнаем следы собственного прошлого. Вот почему такую горечь и даже гнев вызывают у нас слова современного археолога: «Как письменные, так и археологические свидетельства не позволяют сомневаться в том, что христианизация Римской империи и раннесредневековой Европы привела к уничтожению произведений искусства в масштабе, невиданном прежде в истории человечества»[5].

Древний мир не разделял нашей современной страсти к материальным остаткам былых веков. И рушились в ту эпоху не только храмы и статуи: они были лишь частью живой, плодотворной культуры. Под ударом оказалась личная и духовная жизнь людей, самые драгоценные их верования и убеждения, – на них нападали, их высмеивали, унижали, уродовали, убивали у людей на глазах.

Я не хочу принижать ценность огромных благ, принесенных миру победой христианства. И христиане, и нехристиане, несомненно, согласятся, что культурные ценности, унаследованные нами от христианской традиции – изобразительное искусство, музыка, литература, философия, – наполняют сердце благоговением и благодарностью. Но я начал с храма Аллат в Пальмире для того, чтобы подчеркнуть свою мысль: любая победа – чье-то поражение, и радостному кличу победителей всегда сопутствуют стоны побежденных[6].

Глава первая Начало конца: обращение Константина

Немногие события в истории цивилизации оказали на мир большее влияние, чем обращение в христианство императора Константина в 312 году н. э. Позднейшие историки порой задаются вопросом, было ли это обращение подлинным. Но для самого Константина и близких к нему духовных наставников, по-видимому, никакого вопроса здесь не было. Он перешел от одного набора религиозных верований и практик к другому. До обращения он был политеистом, поклонялся множеству разных богов – богов своего родного города Наиса на Балканах, богов семьи, богов, связанных с войсками, в которых служил, богов самого Рима. После – стал монотеистом, поклоняющимся только христианскому богу. Быть может, эта перемена не была внезапной и мгновенной. Возможно, переход происходил дольше и более постепенно, чем помнил Константин впоследствии – или, по крайней мере, чем он рассказывал. Возможно, ему сопутствовало немало споров, разговоров, размышлений. Однако сам Константин называл точную дату: 28 октября 312 года. С этого дня он начал считать себя христианином[7].

Результаты были поистине неизмеримы, но не по тем причинам, которые часто называют. Не Константин в конце концов сделал христианство государственной религией. Официальной религией Рима христианство стало лишь восемьдесят лет спустя, в царствование императора Феодосия I. Нельзя сказать, что обращение Константина стало каким-то поворотным пунктом в распространении и успехе христианской религии, моментом, который изменил историю и принес христианству успех. Учитывая, как росло число христиан и влиятельность христианства в эти годы – оно вполне могло бы добиться успеха и другим путем. Если бы не обратился Константин – быть может, обратился бы какой-нибудь следующий император, например, кто-то из его сыновей. Настоящую революцию обращение Константина произвело в том, что имперский государственный аппарат, прежде официально противостоявший христианству и в некоторых регионах решительно с ним боровшийся, вдруг развернулся на сто восемьдесят градусов и от гонений на христиан перешел к их поддержке. Константин не делал христианство официальной, единственно разрешенной религией. Он сделал его религией дозволенной – и, более того, придал ему государственную поддержку, административную и финансовую. Эта поддержка в самом деле сослужила христианству добрую службу. Известие, что христианству теперь покровительствуют на самом верху, по-видимому, заставило еще активнее обращаться в христианство массы людей – в том числе представителей имперских и местных элит, до того вкладывавших ресурсы в религиозные практики своего языческого мира.

При всей важности обращения Константина для христианского движения, нам, как ни странно, достаточно трудно определить,