Триумф христианства - [109]

Вместе с ростом христианства росла и религиозная нетерпимость. Иногда она воплощалась в отвратительных действиях: насилии, подавлении, принуждении. Разумеется, христиане были не единственными нетерпимыми людьми на планете. Они и сами еще в начале IV века жестоко страдали от преследований и гонений. Кроме того, было бы ошибкой считать нетерпимыми большинство христиан. Безусловно, большая часть из них была по своим религиозным взглядам эксклюзивистами. Для них существовал лишь один бог и лишь один набор верных религиозных верований и ритуальных практик (хотя о том, какие это верования и практики, сами они ожесточенно друг с другом спорили). Любые другие пути к истине были для них исключены. Однако, как и иудеи, многие христиане не делали из эксклюзивности своей религии выводов, ведущих к нетерпимости.

К концу IV столетия христианами была примерно половина населения империи. Триумфалистский дискурс, воспевающий победоносное шествие христианства, говорит об этом историческом факте как о великой победе. Однако не стоит забывать: вторая половина империи христианской все же не была. От 5 до 7 % населения составляли иудеи; остальные были язычниками. И, хотя иногда христиане применяли насилие, большую часть времени, в большинстве мест все эти люди – иудеи, язычники и христиане – мирно сосуществовали вместе. Неверно думать, что законы, принятые Феодосием, время от времени воплощаемые в жизнь чиновниками вроде Матерна Кинегия и иногда приводившие к оправданию вспышек насилия, сокрушили язычество и заставили всех последователей традиционных религий уйти в подполье.

Напротив: как весьма изящно доказывает в своих многочисленных публикациях принстонский историк Питер Браун, язычники и христиане в IV–V столетиях по большей части приспосабливались друг к другу и в целом мирно жили, действовали и трудились бок о бок.

Именно так обстояло дело в высших эшелонах власти, у обитателей которых были заботы и понасущнее религиозного единомыслия. Прежде всего, им нужно было управлять империей. А для этого требовалось собирать налоги, подавлять внутренние беспорядки, защищать границы. Лидеры империи были политиками и понимали, что для эффективного управления страной без компромиссов не обойтись. Говоря словами Брауна, когда дело доходило до осуществления их заветных целей, эти правители прекрасно владели «искусством возможного»[275]. А цели у правящей элиты – и у язычников, и у христиан – были одни. Браун и другие убедительно показывают, что у образованных христиан из высшего класса было больше общего с собратьями-язычниками, чем с необразованными единоверцами из низших слоев.

Вместе с ростом христианства росла и религиозная нетерпимость. Иногда она воплощалась в отвратительных действиях: насилии, подавлении, принуждении.

Однако даже если массового принуждения не было, нельзя не заметить, что христианство росло быстрыми темпами. Пусть силовики, вооруженные до зубов, и не устраивали облавы в языческих святилищах, все же языческие практики были запрещены законом и время от времени навлекали на себя насилие. Быть может, в краткосрочном масштабе такие спорадические вспышки насилия не влияли на распространенность традиционной религии, однако нетрудно понять, как должны были они сказываться в долгосрочном масштабе. В отличие от христианства, для язычества периоды гонений не сменялись государственным покровительством. На троне один христианин сменял другого – и люди продолжали обращаться в христианство.

Языческие храмы в некоторых местах закрывались. Культовые статуи уничтожались, уродовались или превращались в предметы светского искусства. Наконец, что важнее всего, прекратилось финансирование традиционных религий. В некоторых случаях их лишало поддержки государство, но еще чаще это бывало связано с обращением в христианство высших классов. Местные языческие культы, как правило, поддерживали почти исключительно местные аристократы. Высшие классы в Риме все более христианизировались – и, соответственно, перенаправляли финансовые потоки на Церковь. Традиционные религии угасали, а христианская Церковь росла по экспоненте – это касалось не только числа последователей, но и материального благосостояния. Чтобы уничтожить язычество, насилие и нетерпимость не требовались. Оно могло умереть – и умерло – естественной смертью, лишившись ресурсов, всеми покинутое и забытое.

Послесловие Обретения и потери

Идея этой книги впервые пришла ко мне двадцать лет назад, во время первой поездки в Афины. Мне не терпелось исследовать археологические чудеса этого города, в особенности Агору и Акрополь. Агора – древний центр города, по-прежнему полный монументальных зданий: на ней вы увидите и античный Метроон, излюбленное место встреч у афинян; и впечатляющую реконструкцию Южного Портика с его залами, торговыми лавками, открытыми площадками, где могли собираться люди; и множество разрушенных священных строений, и среди них единственный древнегреческий храм, дошедший до нас из античности в целости и сохранности – храм, посвященный Гефесту, греческому богу вулканов, огня и кузнечных работ.