Тритогенея Демокрита - [4]

Шрифт
Интервал

— У меня нет дома, Дамаст, — напомнил брату Демокрит, — куда бы я мог взять Клиту. И я не смогу купить дом. В моем ларе нет и обола.

— Совсем недавно ты сказал, что содержимое твоего ларя нельзя купить и за горы золота, — сказал Дамаст.

— Это правда. Нельзя купить, но и нельзя продать. Это как в той истории с солнцем, о которой нам рассказывала Клита. Помнишь ли?

— Помню, — ответил Дамаст. — Чтобы купить солнце, надо продать луну… Пока ты путешествовал, Клита приносила жертвы Аполлону Агиею, чтобы пути твои были счастливы. Она ждет тебя у ворот.

— Где я буду жить, Дамаст?

Дамаст не успел ответить: из-за угла ближнего дома вышла женщина. Увидев Дамаста и Демокрита, она вскинула руки в короткой молитве и поспешила навстречу братьям.

— Вот она! — сказал Дамаст.

— Клита?

— Клита.

Демокрит сам ускорил шаг. Когда они встретились, Клита лишь на один миг задержала взгляд на лице Демокрита, потом обняла его, уткнулась лицом в его грудь.

— Клита, — сказал Демокрит, обнимая няньку, — ты рада, что я вернулся?

— Да, да, да, — ответила Клита. — Я рада.

Она плакала. И у нее ослабели ноги. Она хотела опуститься на колени, но Демокрит удержал ее, сказал, как когда-то в детстве:

— Я хочу есть, Клита. Веди меня домой.

— Да, да, да, — как и много лет назад, засуетилась Клита. — Сейчас, сейчас. Дом совсем близко, — и перестала плакать. Отстранилась от Демокрита, улыбнулась и взяла его за руку. — Дом совсем близко, — повторила она. — Совсем, совсем.

Она тяжело дышала и сильно сутулилась. Волосы у нее были цвета вымоченного льна. Ноги стали костлявые и худые. На лице морщины — словно рябь на воде. И говорила Клита, отворачиваясь, чтобы Демокрит не видел ее беззубого рта.

— Да, да, — сказала Клита, заметив, как пристально Демокрит рассматривает ее. — Теперь я ничего не стою. Теперь меня и подарить нельзя — надо приплачивать: две мины — за дряхлость тела, мину — за слабость, три мины — за старческое уродство, — она засмеялась. — Но я дождалась тебя, теперь можно и умереть.



— Если хочешь, Клита, я ослеплю себя, чтобы не видеть твоей старости. Голос же у тебя чистый, и руки у тебя нежные, как тогда…

— Пусть боги будут добрыми к тебе, как ты ко мне, — сказала Клита. — Зевс царствующий послал мне вещий сон: я видела себя ребенком на твоих руках.

— Что это значит, Клита?

Клита оглянулась на шагавшего следом за ними Дамаста, приблизила лицо к Демокриту, сказала шепотом:

— Ты полюбишь Алкибию.

— Алкибию? Кто она?

— Проси ее у Дамаста.

— Кто она?

— Алкибия — моя племянница, дочь моей младшей сестры. Дамаст купил ее у Хармида, сына Ксеноклета.

— Разве у тебя есть сестра? Ты никогда не говорила мне об этом…

— Сестра умерла. Алкибия — красавица. Ей пятнадцать лет. Сестра умерла при родах. Дамаст купил малютку по моей просьбе, я вырастила ее. И теперь она мне как дочь. Она красавица, Демокрит. Проси ее у Дамаста. Или купи.

— Хорошо, — сказал Демокрит. — Я сделаю это. Я попрошу ее у Дамаста. Вместе с тобой.

Старуха закивала головой, утирая слезы.

Демокрит вошел в ворота. Увидел знакомый с детства широкий двор с алтарем Зевса в центре, над которым поднимался дымок недавно принесенной жертвы, раскрытые двери хозяйственных построек и кладовых, в которых стояли, глядя на него с любопытством, рабы Дамаста, деревянные колонны от огромного зала, в углу которого был очаг — жертвенник Гестии, уловил запах хлева, скошенной травы, козьего сыра.

— Я провожу тебя в сад, — сказала Демокриту Клита. — Помоешься в летней купальне. Там хорошо, цветут розы. Хочешь, я пришлю Алкибию, чтобы она натерла тебя щелоком?

— Нет, — сказал Демокрит. — За годы странствий я привык все делать сам.

— Она натрет тебя маслом.

— Нет!

— Тогда принесет одежды.

— Принеси сама, — сказал Демокрит. — Покажешь мне Алкибию на пиру.

— Ладно. Ты такой же упрямый, как и прежде.

* * *

Летняя купальня — небольшой бассейн, наполняемый водой из родничка, бившего тут же из-под камня, — находилась почти у самой садовой ограды среди плотного кольца кустов роз. В сущности, был не один, а два бассейна: один — верхний, мелкий, у самого родника, в нем вода быстро нагревалась под солнцем, другой — нижний, глубокий и меньших, чем первый, размеров. В верхнем купались дети, в нижнем — взрослые. Вода стекала через желобок под ограду и дальше — в овраг, поросший колючим дроком. В этом овраге водились дрозды, на которых охотился в детстве с Дамастом и Геродотом Демокрит.

Демокрит сбросил с себя хитон и по ступенькам спустился в бассейн, охая и вскидывая руки, — вода была не очень теплой. Ступил ногами на усыпанное мелкой плоской галькой дно, окунулся с головой, открыл под водой глаза, опрокинулся кверху лицом.

Золотая пленка поверхности воды колыхалась, по ней пробегали голубые и матово-серебряные складки. Там, где она светилась всего ярче, было солнце. Демокрит приблизился к этому месту лицом, вода вытолкнула его, золотая пелена разорвалась, и он увидел, как солнце стремительно метнулось ввысь и снова застыло неподвижно в самом зените голубого небесного купола.

Демокрит засмеялся, стал фыркать, бить по воде руками, крутиться волчком, отталкиваясь ногами от дна. И все закружилось: розовые кусты, деревья, высокая каменная ограда, выступавшая над деревьями крыша дома, солнце. Несколько мгновений все это еще плыло и после того, как он остановился. Ему показалось, будто над розовыми кустами качнулось чье-то лицо. Но когда все остановилось, лицо исчезло. Возможно, что он принял за лицо большую желтую розу, которая по какой-то причине раскачивалась. Воздух был неподвижен, и, значит, розу раскачала либо взлетевшая птица, либо какой-то зверек, прячущийся под кустом.


Еще от автора Анатолий Иванович Домбровский
Рассказы о философах

Писатель А. Домбровский в небольших рассказах создал образы наиболее крупных представителей философской мысли: от Сократа и Платона до Маркса и Энгельса. Не выходя за границы достоверных фактов, в ряде случаев он прибегает к художественному вымыслу, давая возможность истории заговорить живым языком. Эта научно-художественная книга приобщит юного читателя к философии, способствуя формированию его мировоззрения.


ТРЗ-пара

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Платон, сын Аполлона

События романа А.Домбровского переносят читателей в Древнюю Элладу. В центре увлекательного повествования — жизненные, человеческие и научные искания Платона, одного из самых знаменитых учёных древности. Издание предваряется биографической статьёй, дополнено комментариями.


Великий стагирит

Великий стагирит — так называют выдающегося древнегреческого философа Аристотеля. В книге рассказывается о взаимоотношениях Аристотеля с его учителем Платоном, основавшим близ Афин свою Академию, о научных поисках Аристотеля, об истинном и ложном в его учении, о его трагической ошибке, которая привела к тому, что афиняне изгнали его из своего города. Читатели найдут в ней также много интересного, касающегося жизни Афин в IV веке до н. э. и истории эллинского мира.


Чаша цикуты. Сократ

Новый роман известного писателя Анатолия Домбровского посвящён древнегреческому философу Сократу (469— 399 гг. до н. э.), чья жизнь заслуживает такого же внимания, как и его философия.


Случайный рыцарь

Проза писателей Крыма.Художник А. Е. Судаков.Составитель О. В. Сотская.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.