Трио «Душа» и Сестрица Лу - [6]

Помимо мамы, в маленьком пятикомнатном доме жило восемь Хокинзов: Вильям, которому было двадцать один год; Арнита, которой было семнадцать; Лоретта — четырнадцать; Эндрю и Гордон — двенадцать и десять; близнецы Кларис и Бернис — по семи лет и маленький Рэндолф, которому шел четвертый год. Кора Ли стала десятым членом семьи.

На первом этаже дома находились гостиная и кухня, а на втором — три спальни. Лоретта спала в одной двухспальной кровати с Кларис и Бернис, которые росли не по дням, а по часам и занимали все больше места. Они постоянно толкали Лоретту своими острыми коленками и локтями, но ей все равно приходилось спать между двойняшками, чтобы они не дрались друг с другом; уж тогда бы Лоретта вовсе не уснула! Мама, Арнита, малышка и Рэндолф спали в просторной передней спальне, каждый в своей кровати — двух больших и двух маленьких, а в третьей спальне помещались трое мальчиков.

Разумеется, Вильям был уже давно не мальчик, а взрослый мужчина. С тех пор как четыре года назад папа ушел от них, он стал единственным мужчиной в доме.

Лоретта не любила вспоминать о том времени: папа и мама каждый вечер ссорились друг с другом. Лоретте иногда казалось, что папа от них и не уходил, а просто место во главе стола, на котором он всегда сидел, однажды вдруг занял Вильям. Вскоре после этого родился Рэндолф. И с тех пор Вильям изо всех сил старался заменить им отца. Он и вправду был для них почти что отцом и уж точно таким, каким должен быть старший брат: высоким, сильным, красивым, добрым, в меру строгим, чтобы его слушались, и в меру ласковым и веселым. Лоретта и представить себе не могла, что бы мама делала без Вильяма. Что бы все они делали без него! Вильям окончил среднюю школу и устроился на хорошую должность в почтовом отделении — руководил сортировкой почты. Арнита тоже работала — домработницей, — но лишь по настроению, большую часть своего заработка тратя на наряды. Так что фактически содержал семью один Вильям.

У Вильяма была тайная мечта: он хотел открыть собственное печатное дело. Но всякий раз, когда он заговаривал об этом, мама сердилась и заявляла: «Только не говори мне, мой мальчик, что ты собираешься купить этот свой станок. Только его мне не хватало, в нашей-то тесноте! И потом, если ты бросишь службу, на что, спрашивается, я буду кормить семейство?»

Напрасно Вильям объяснял маме, что службу он не оставит, по крайней мере в первое время; что печатать будет лишь по вечерам, как до этого ходил на курсы печатного дела. Куда там — мама и слушать не желала! Лоретта понимала, что мама боялась лишиться заработка Вильяма, но всей душой сочувствовала брату. Однако в спорах между мамой и Вильямом Лоретта не любила принимать чью-либо сторону. Все это слишком напоминало ей давнишние споры мамы с отцом. И тогда и сейчас Лоретта любила обоих и обоим желала победы.

В жизни Вильяма было и другое, еще более тревожное для мамы обстоятельство: Вильям хотел жениться на Ширли Тернбо — школьной учительнице и очень милой девушке. Когда Вильям приводил Ширли к ним в дом, мама была с ней как-то чересчур вежлива, словно показывая тем самым, что Ширли ей не нравится, но она не смеет в этом признаться. Желая сгладить мамину холодность, Лоретта старалась быть как можно более приветливой с Ширли, но это не помогло, и вскоре Вильям перестал приглашать Ширли к ним в дом. Мама воспряла духом, но Лоретта знала, что Вильям продолжает встречаться с Ширли.

Впрочем, история с Ширли вызывала у Лоретты меньше сочувствия, чем проблема печатного станка. Самой Лоретте никогда не хотелось выйти замуж (ну, разве что когда она будет совсем старой, лет эдак в двадцать пять или в тридцать, но очень не скоро), и она не понимала, как другие могут хотеть жениться. Когда она станет взрослой, мечтала Лоретта, она будет жить совсем одна в собственной квартире, по крайней мере первое время. Выйти замуж — это значит иметь полный дом детей, которых надо кормить, нянчить; значит, шум, гвалт, склоки, и негде приткнуться, некуда пригласить друзей и даже негде собраться с мыслями…

Ну точь-в-точь как сейчас, подумала Лоретта, входя на кухню. Гордон и Эндрю волтузили друг друга плюшевыми зайцами, близняшки гонялись друг за дружкой вокруг стола, а Рэндолф вопил истошным голосом, сидя на коленях у Вильяма, который смазывал ему йодом ободранную коленку. Мама, стоя у плиты и раскладывая по тарелкам бобы с салатом, выглядела так, словно готова была расплакаться вместе с Рэндолфом.

Одна Арнита сохраняла спокойствие. Она сидела на стуле рядом с мамой и покрывала серебристым лаком свои длинные, овальной формы ногти. Арнита всегда оставалась невозмутимой, словно была посторонним человеком, и то, что происходило в семье, никоим образом ее не касалось. Осуждая поведение Арниты и считая ее эгоисткой, Лоретта все же иногда завидовала своей старшей сестре.

Лоретта пристроилась на стуле рядом с Арнитой. Иногда, когда та бывала в хорошем настроении, она разрешала Лоретте пользоваться своим лаком для ногтей.

— Можно я тоже покрашу после тебя?

Арнита была в плохом настроении.

— Нет, — не взглянув на сестру, ответила она и так низко склонила голову, что ее длинные черные ресницы коснулись щек. Она вытянула вперед руку и чуть помахала ею, любуясь маникюром. — Мала еще для серебристого лака.