Зато у Коляна есть иное: самолюбие, скептицизм и подчеркнутая независимость. Он, Колян, такой: если что не по нему — может прямо сейчас встать и уйти, обматерив того же Ваську напоследок. И тот останется с карманами, полными «капусты», и в то же время униженный нищим Коляном. Не случайно его, Коляна, Похеристом прозвали.
И за что Рядчик терпит его? За старую дружбу? Так ведь она, эта дружба, должна постоянно чем-то подпитываться. Материально или хотя бы морально. А так — это уже не дружба, а розовый ностальгический сиропчик. Сопли и слюни… Может, просто интуитивно чувствует Васька, что ему не мешает иметь рядом с собой такого вот скептика и циника, который хоть иногда одергивал бы его? Хотя не исключено, даже более вероятно иное: попросту приятно всегда иметь при себе такого вот умного парня, старого приятеля, который прозябает в нищете и перед которым можно свысока повыдрёпываться.
— Ну ладно, хватит вам, забияки! — вмешался третий участник встречи. — Распетушились, в самом деле, как гладиаторы в Колизее…
Хотя это сказано было совсем негромко, они дружно замолчали. Васька из робости и подобострастия. Колян из чувства искреннего уважения. Потому что третьим с ними сидел, поблескивая эмалью трехцветного флажка на лацкане безукоризненно сшитого пиджака, ни кто иной, как сам Антон Валерьевич.
Антон Валерьевич аккуратно отпил кофе, поставил чашечку. Промокнул губы салфеткой. Небрежно бросил ее на стол. И только тогда перевел глаза на Рядчика.
— Ты, в конце концов, можешь рассказать, что же тут у вас сегодня произошло? А то эмоций много, а бит информации — ноль…
— Да-да, конечно, — всполошился Васька.
Колян ничего не сказал, просто откинул голову на спинку кресла и прикрыл глаза. В дальнейшем он в основном слушал, лишь изредка вставляя несколько слов, когда считал, что приятель не совсем точно излагает факты. Хотя об одном фрагменте своего участия в этом деле так и не рассказал — ни старинному другу Ваське, ни искренне уважаемому Антону Валерьевичу.
…Все началось, как уже говорилось, только нынче утром.
Телефон прогудел мягко и вкрадчиво. После третьего зуммера сигналы прекратились. А потом загудели вновь. Значит, звонок не был случайным — с Васькой жаждал пообщаться кто-то из своих.
Рядчик заглянул в окошко определителя номера. Там мигал рядок прочерков — номер не определился. Ну что ж… Бизнесмен снял трубку.
— Да, — коротко бросил он в микрофон.
— Василий Алексеевич?
— Он самый.
— Добрый день.
— Надеюсь на то, — буркнул Ряднов. Голос был незнакомым. А бизнесмен не любил, когда собеседник по телефону не представлялся. — С кем я говорю?
— Мы не знакомы с вами, — ответил голос. — Сказать вернее, вы меня не знаете.
Это заявление понравилось Василию еще меньше.
— Но вы же откуда-то знаете этот номер телефона?
— Вы правы, откуда-то я его знаю, — голос в наушнике заметно усмехнулся.
— Но как-то ж вас зовут? — немного раздраженно поинтересовался Васька.
В трубке раздался еще более явственный, хотя и коротенький смешок.
— Вообще-то меня редко очень зовут, обычно я сам прихожу… А имя мое Валентин.
Вводная часть беседы затягивалась и это начало раздражать Ваську. Да и манера собеседника довольно произвольно расставлять слова в предложении отнюдь не говорила в его пользу. Либо он просто безграмотен, либо старается изображать такового.
— Вы специально позвонили, чтобы покаламбурить? — поинтересовался Ряднов ядовито. — Тогда вы попали не по адресу — у меня время дорогого стоит.
Он бы уже давно бросил трубку, если бы не одно существенное обстоятельство. Дело в том, что данный номер телефона был известен очень немногим. Да и этот условный звонок — три зуммера, а потом новый вызов — знали только самые нужные люди.
— Да-да, конечно, — неожиданно заторопился Валентин. — Прошу, как говорится, пардону… Так вот, многоуважаемый Василий Алексеевич, у меня очень выгодное к вам имеется деловое предложение.
Словосочетание «очень выгодное деловое предложение», хоть и произнесенное в беспорядке, всегда звучит заманчиво. Особенно для делового человека. Однако Васька не стал бы тем, кем он стал, если бы сразу клюнул на него. За подобными высказываниями, случается, стоит не более, чем самый обыкновенный блеф.
Однако… Однако за ними же могла оказаться и в самом деле курочка Ряба, несущая золотые яйца непосредственно в его карман.
Действительно, покажите пальцем на того человека, который не мечтает заполучить в личное пользование такую золотую рыбку в перьях!
Поэтому, услышав эти слова, Васька произнес как можно равнодушнее:
— В самом деле?
Произнес, а сам при этом в полной мере отдавал себе отчет, что уже не бросит трубку, пока не узнает, в чем состоит суть этого предложения.
— В самом деле. Судите сами, — быстро проговорил собеседник. — Без особого риска вы за две-три недели сделаете до пятисот процентов валютного вложения.
Это уже было серьезно. Даже слишком. Это было более чем заманчиво. Две-три недели — пятьсот процентов валюты… Сам-пять, как говорили в подобных случаях наши предки. Такого не бывает; такого попросту не может быть. И именно поэтому Васька решил, что до такой степени нагло собеседник блефовать не может.
