Тринадцатый легион - [60]

— Полковник сказал идти дальше, — слышу я, как задыхаясь от рыданий, хрипло орет Гаппо. Сентиментальный идиот, думаю про себя. Линскраг исчезает, и другая тень падает на мои веки.

— До самой смерти я буду служить ему, — говорит Кронин, — и до конца жизни он служил Императору.

Я ОЧЕНЬ долго ждал после того, как перестал слышать голоса, и открываю глаза. Вокруг темно и я ничего не вижу. С пасмурного неба все еще брызгает, но я стягиваю свой бронежилет и одежду, снимаю униформу с мертвого мордианца в паре метров от меня. Она не совсем мне по размеру, но я переживу. Натянув на голову фуражку, я пытаюсь понять куда идти.

И тогда я вижу Франкса, наполовину зарытого в скользкую грязь на краю воронки, в которой он укрывался. Он свободно свисает с края воронки, одна рука вытянута. Я вижу три дырки в его груди, где его прошили пули со стратолета, и капли крови изо рта подсказывают, что они пробили уже и так перегруженные легкие. Я останавливаюсь на секунду, шокированный тем, что Франкс на самом деле убит. После всего, через что мы прошли, он казался непробиваемым. И вот как он закончил, случайная жертва налета повстанцев. Ни героем, ни во славе, просто пара пуль с небес и все закончилось. Это расстраивает меня, то, как это случилось, гораздо сильнее, чем тот факт, что его убили. У него не было шанса. Ни единого Последнего шанса, все забрал стратолет. Все же, я надеюсь, что такую смерть засчитают, и что его душа в безопасности рядом с Императором. Поливикз и Кайл лежат в другой луже, разбросав руки, словно имперский орел, недалеко от того места, где упал я, их мокрые от крови и дождя рукава плотно прилипли к рукам. Поливикзу оторвало половину лица, разбитые зубы из расколотого черепа плотоядно смотрят на меня. Поначалу я не понимаю, куда попали в Кайла, я переворачиваю его и нахожу четыре дыры в спинке бронежилета, как раз у основания позвоночника. Похоже, что они оба умерли быстро, своего рода благословение, думаю я.

Отодвинув мысли о Франксе и других, я концентрируюсь на собственном выживании, пытаясь понять, в какую сторону мы направлялись. Дождь смыл все следы, и я вижу точки света практически во всех направлениях, так что невозможно сказать, где тыл, а в какой стороне линия фронта. Решив, что все-таки лучше идти, я случайным образом выбираю направление и шагаю.

* * *

В ОКРУЖАЮЩЕЙ темноте ночи я шел примерно час, когда услышал поблизости голоса. Упав на живот, я лежу очень тихо, напрягая слух, чтобы понять, с какой стороны слышится беседа. Как раз слева от меня и чуть впереди. Медленно повернув голову, я смотрю в этом направлении. Достаточно четко я вижу слабый огонек печки или чего-то похожего. Я подползаю чуть ближе, и примерно через десять минут могу различить силуэты пары людей, сидящих вокруг тускло сияющей походной печки.

— Император, прокляни этот дождь, — ругается один, — хотел бы я, чтобы этот проклятый Императором патруль закончился.

— Ты всегда стонешь по поводу погоды. Осталось всего лишь два дня, — примирительным тоном отвечает другой, — потом мы вернемся к старине Корри и немного отдохнем.

— И все же, нам доверили стоять на посту четыре, вместо трех долбаных часов[1], — жалуется первый. Их беседа забивает мои мысли, пока подсознание пытается привлечь внимание к одному важному нюансу. "Обратно к старине Корри", сказал один из них. Должно быть, они имеют в виду Коританорум, осажденную крепость. И это означает, что они повстанцы! И тут лежу я, в нескольких метрах в мордианской, другими словами в лоялистской, униформе! О, фраг, я умудрился проскользнуть линию фронта незамеченным, и теперь оказался у пикета предателей. Как, мля, я умудрился это сделать? Я уже готов уползать обратно, когда слышу кое-то, что меня приводит в волнение.

— Я надеюсь, коммандос Ренова доберутся сюда вовремя, — говорит один из повстанцев, — как только они разведают восточный фланг, мы сможем рассказать про маршрут через оборону предателей, и вернемся домой.

— Ага, если это слабое место приведет их прямо в тыл к артиллерии, то у мальчиков Ренова будет случай повеселиться, — со смехом отвечает другой. Должно быть, это какой-то разведотряд или что-то в этом духе, и они нашли слабое место в нашей обороне. Если они смогут прорваться, кто знает, какой ад смогут устроить эти коммандос, о которых они говорили? Я отползаю дальше во тьму, чтобы подумать, и нахожу хоть какое-то укрытие под разорванным взрывом деревом. Я не герой, это все могут вам сказать, но если эти повстанцы смогут преуспеть в своей операции, кто знает какие разрушения они произведут у Имперцев? Это странно, но если бы Полковник приказал мне что-то сделать с этим, то я бы попытался сделать все, чтобы предотвратить операцию. Теперь я сам по себе, и задумываюсь, а стоит ли вообще пытаться помешать этому маленькому отряду? В конце концов, я вступил в Имперскую Гвардию, чтобы сражаться, обороняя владения Императора, и хотя за годы далеко ушел от этого, я все еще храню верность присяге. Зная, что буду повинен в огромном предательстве, если услышу, что налет повстанцев нанес значительный ущерб осаде и стоил еще тысячу жизней, я достаю мордианский нож, висящий на поясе, и встаю в полуприсяде.