Тринадцатый Император. Часть 1 - [48]

– Брешет все! Сам! Сам мне сказал закрывать немедля! Как увидел, что соседский склад занялся, так и сказал! – раздался крик из недр оставшейся стоять на месте толпы.

Раздвинув широкими плечами толпу, вперед вышел невысокий, но плечистый и коренастый мужик в расстегнутом до пупа тулупе.

– Да, как же я мог тебе такое сказать коли я в портовом управлении был? – по-бабьи всплеснул руками демонстративно удивившийся купец.

– Врешь! Туда ты уже опосля побег!

Я уже начал жалеть, что отпустил рабочих по домам. Свидетели бы нам не помешали. Но, как оказалось, любопытных оставалось ещё предостаточно.

– Не дело, это Александр Захарович вину на других перекидывать, – донеслось до меня из-за спины.

Я оглянулся. За свитой и полицейским оцеплением беззвучно стояла никуда не думавшая расходиться толпа из рабочих.

– Ну-ка, ну-ка, иди сюда. Говори, что слышал.

– Самого разговора-то я не слыхал. А вот то, как едва пожар занялся и я к складу подбёг, так видел, – непонятно ответил работяга.

– Что видел? – поняв, что рабочий закончил, уточнил я..

– Ну, того, как Александр Захарович с Сенькой, сучьим сыном, – сквозь зубы прошипел рабочий, – засов налаживали.

– Язык, попридержи! С государем говоришь! – подскочил к говорившему стоящий неподалеку полицейский.

– Отставить! – остановил я уже замахнувшегося стража порядка.

– Что скажешь Сашка? Было?

– Так я ж не и запираюсь! – развел руками приказчик. – Было. Как мне велели, так я и сделал.

– Ах, ты паскудник! На честного купца клеветать вздумал! – разъярился Иннокентий.

– Где ты тут честного купца увидал! А ну покажи, дай посмотрю!

– Тихо! – остановил я начавшуюся перебранку. – Кто-нибудь слышал, как тебе склад закрыть приказали? Говори! Нет? Сашка затравленно огляделся.

– Один я был. Но ведь приказал же! Приказал! Ей богу не вру, – вдруг распалился крепыш. – Хоть на кресте поклянусь, – и вправду достав из под рубахи нательный крест начал истово клясться он.

– Врешь! Христопродавец! Побойся бога! – вскричал купец и подскочив к Сашке рванул того за рубаху. Оба повалились на снег.

– Разнять! Быстро!

Нда, вот значит как. Купцы приказывают, а крайние у нас приказчики. Ну что сделаешь – не пойман, не вор.

– Значит так. Тебе, – я указал на Сашку, – пятнадцать лет каторги и потом на поселение в Сибирь. Раз твои слова никто подтвердить не может, и слышать ничего не желаю! – резко сорвал с губ приказчика уже почти сорвавшиеся мольбы о милости. – Тебе, – я указал на немного помятого недавней потасовкой купца, – тридцать тысяч штрафа за то, что за приказчиком уследить не можешь.

– Ой-е, – завыл купец… – Не казни государь, по миру пойду…

– Всё слышали? – обратился я к городовым. – Увести в полицейскую управу! Где портовое управление? Из толпы «невиновных» несмело вышли чиновники.

– Ну что толстобрюхие? Небось и слыхом не слыхивали что склады запирали? Я угадал? – оскалился я.

– Все так! Не вели казнить государь! – тут же упал на колени один, а за ним и другие чиновники.

– Ну что ж. Не знали, так не знали, – участливо сказал я. – Всякое бывает, – на испуганных лицах чинуш робко промелькнула надежда. – Ну а раз не знали, то какой же с вас спрос? За что же вас теперь наказывать? – не замедлил подкрепить их робкую надежду я. С минуту понаблюдав за самой откровенной радостью избежавших наказания подлецов я припечатал, – ну разве только за то что из-за вашего служебного несоответствия люди погибли.

– Александр Аркадьевич, голубчик, – отвернувшись от всё ещё ничего не понимающих мерзавцев, мягко обратился я к градоначальнику, – сделайте милость, а сошлите-ка их каторгу в Сибирь. Лет на пятнадцать. Само собой чинов, званий и наград надо лишить. И… да! Чуть не забыл! Будьте любезны половину имущества изъять в пользу казны. Не видали и не знали, хотя были должны, или знали да не донесли, тут мне без разницы, – отрезал я отчаянно взвывшему всем скопом портовому управлению, наконец осознавшему, что их ждет.

Возможно, кому-то показалось, что я стал похожим на одного из кровожадных тиранов прошлого. На этих страшных, классически-злобных диктаторов, которые с удовольствием забавлялись мучениями ни в чем не повинных людей. Должен заметить, что это не совсем верно. Почему именно компромиссное 'не совсем', а не твердое и решительное 'совсем не'? Да потому, что, забавляясь с портовым управлением, я испытал странное, непривычное удовольствие – мне было чертовски приятно играть с мерзавцами в кошки мышки, до последнего оттягивая оглашение приговора. Был ли я, в своем праве усугубляя мучения подлецов ложной надеждой или излишние страдания были ни к чему? Может быть, нужно было сразу выносить приговор?

Господи, да что за глупости! Конечно, я был в своем праве! Тряхнув головой, я решительно развеял все свои сомнения. В конце концов, излишнее морализаторство и преступная мягкость одного слишком образованного и гуманного императора (не будем показывать пальцем) как-то раз уже поставила мою Родину на колени. Так какие могут быть сомнения, когда господа, валяющиеся в снегу, явно попустительствовали случившемуся недавно преступлению? Попустительствовали жестокому убийству ни в чем не повинных людей? Да, за такое безо всяких сомнений карать надобно! И карать жестко, даже жестоко. Нечего миндальничать и надевать розовые очки. Как, впрочем, и нечего ронять сопли над каждой невинно-загубленной душой. Нужно без эмоций и нервов, спокойно (ну насколько это возможно) принять меры, чтобы такое впредь более не повторялось. Нет, погибших, конечно, жаль, но… множество несправедливостей случается постоянно. Ежечасно и ежедневно. Переживать и скорбеть по каждому удел монахов и схимников, а не мой.