Тринадцатый Император. Часть 1 - [37]

Подтвердив, что очень и очень его жду, я распорядился пригласить Игнатьева в кабинет. Лакей выскользнул так же тихо, как и появился. Через пару мгновений в зал чеканя шаг и, держа выправку, вошёл граф. Стукнув каблуками об пол, он поклонился и застыл в ожидании.

Поприветствовав графа и предложив ему присесть на гостевое кресло, я сразу взял быка за рога:

– Николай Павлович я, как уже указывалось в письме, хотел бы предложить вам новое место работы. К сожалению деталей, из соображений секретности, сообщить на бумаге я не мог. Но думаю, вы сами догадываетесь о предлагаемой вам должности. Я выбрал Вас, Николай Павлович, исходя из нескольких причин. Первое – вы офицер, выпускник Академии Генерального Штаба. Второе – ваш успешный опыт дипломатической службы. Третье, – тут я помедлил, – мне нужен человек с опытом секретной работы. Вы же ещё с 56 года хорошо себя зарекомендовали[11]. Исходя из вышесказанного, – продолжил я, подходя к столу, – каким Вы сами видите своё назначение?

Николай Павлович немного задумался, подняв взгляд к потолку. В этот момент он напомнил мне шахматиста-гроссмейстера, размышляющего над очередным важным ходом. Я многое знал о том, каким был Игнатьев в нашей истории, но мне интересно было понаблюдать за ним в бытовой обстановке. Высокий, статный, но уже начавший лысеть и обзаведшийся небольшим животиком, внешне он не производил внушительного впечатления. Однако достаточно было взглянуть ему в глаза, чтобы понять – этот человек далеко пойдёт. Серые, с матовым блеском булата, его глаза буравили насквозь, пронзая как лезвие клинка. В них была видна жёсткость, недюжинный ум и решительность. Идеальное сочетание холодного ума офицера Генерального Штаба и манер искусного дипломата. 'Волчья пасть и лисий хвост', – кажется так называли Игнатьева современники. Это прозвище ему отлично подходило.

Пока я размышлял, граф пришёл к видимо определённому выводу и тихонько кашлянул:

– Я думаю, мне предстоит работа в рамках Третьего Отделения? – спросил Игнатьев, выжидательно глядя на меня.

– Браво! – я пару раз хлопнул в ладоши, поаплодировав сообразительности своего протеже. – Почти в яблочко. Ваши аналитические способности делаю вам честь. Однако я хотел бы поручить вам не подчинённую, а руководящую должность.

-Вы предлагаете мне место Долгорукова? – спокойно уточнил Игнатьев.

-Нет, Николай Павлович вам предстоит возглавить СОВЕРШЕННО, – я специально выделил это слово, – новую структуру, создаваемую в рамках Канцелярии. Она будет сочетать в себе функции разведки, контрразведки и управления общественным мнением.

– Простите, Ваше Величество, управления общественным мнением? – споткнулся на непонятном термине Игнатьев.

Отойдя от стола, я подошёл к окну. Сквозь чуть мутноватое стекло были видны серое полотно облаков, укутывающее небо над Александрийским столбом. Не оборачиваясь, я продолжил:

– Николай Павлович вам предстоит создать невиданную доселе государственную машину. Задача предстоит колоссальная, но я не могу посвящать вас в детали, не получив предварительного согласия. Я обернулся, скрестил руки на груди и пристально посмотрел на графа.

– Дело сие первейшей важности и абсолютно секретное. Решайте, чувствуете ли вы себя достойным встать во главе структуры, которая в скором времени станет, пусть в тайном, но не явном виде, опорой нашей государственности?

К чести графа, или может тому виной его уверенность в себе, позже сослужившая ему как горькую, так и добрую службу, но не колебался он ни мгновения. Выпрямившись по струнке и стукнув каблуками об пол, он отрапортовал:

– Готов служить Вашему Императорскому Величеству!

– Что ж! – широко улыбнулся я, – пожалуй теперь самое время посвятить Вас в детали, того, чем же вам придётся заниматься.

На этих словах я вновь подошёл к столу, выдвинул первый ящик и достал оттуда несколько стопок прошитых бичевой бумаг. По сути это были рукописи ещё не написанных книг, а также работы известных специалистов в области СМИ, рекламы и PR-технологий. И ещё адаптированные мною выдержки из куча подобной литературы. У меня отняло уйму времени подготовить эти бумаги, да ещё и приведя их в соответствие с эпохой. Конечно, очень многое удалось решить с помощью дневника – например, мне не пришлось переводить орфографию и грамматику с современного мне языка на нынешний, кроме того, как оказалось, дневник был способен работать как принтер, нанося текст прямо на вложенную в него бумагу. Однако уборка анахронизмов, когда приходилось с корнем вымарывать целые главы и разделы книг, целиком легла на мои плечи. Сделав знак графу присесть на гостевой стул, я протянул ему бумаги.

– Ознакомьтесь. Надеюсь из этого, – я показал на документы, – вы получите основные сведения о том, чем и какими методами вам придётся заниматься.

Игнатьев кивнул, принял бумаги и погрузился в чтение. Читал он медленно, вдумчиво и я немного заскучал. 'Я такими темпами он ещё месяц только с документами знакомиться будет', – подумалось мне – 'Надо бы ему в Зимнем помещение выделить, выпускать его с этими бумагами из здания нельзя, ещё увидит кто…'