Тринадцатый хозяин (Рассказы) - [3]
— Валяй! — сказал я и остановился.
Фрам продул нос и потянулся к ближнему столбу. Понюхал и попятился, испуганный. На крестце его поднялась шерсть белым холмиком. Я знаю — этот холмик всегда выражает недоверие. Я догадался — Фрам здесь первый из всех собак. Первооткрыватель!
— Смелей, — говорю я. — Убирай свой холмик и приступай к делу. — Но Фрам обнюхивает столбик, водя по нему носом. Слышно его фуфуканье.
Столбик невысок, выкрашен недавно. К нему присохли те прозрачные существа, что по ночам влетают ко мне в форточку и колотятся о слепящий шар лампы.
Фрам все еще нюхает. Вот поднимается на задние лапы и, переступая и ловя равновесие, осторожно нюхает острую макушку столбика. И здесь не пахнет собакой. Холмик исчезает. По морде Фрама разливается блаженство. Губы вздергиваются в усмешке, поблескивают зубы. Он первый!
Надо закрепить свое право.
…Я с трудом отрываю Фрама от столбика, но через несколько шагов стоит второй, такой же полосатый и новый. Снова обнюхиванье, снова закрепление приоритета. А нас ждет третий, четвертый, пятый… Тысячи столбиков бегут к городу во все лопатки, бегут, скача друг через друга.
На сто двадцать пятом столбике Фрам обнаружил, что не может отмечаться. Он подождал. Потом вздохнул и устало посмотрел на меня, говоря глазами: «Я сделал все, что смог, хозяин…» Он был мужественным, трудолюбивым псом. Он не пропустил ни одного столбика. Фрам тянул ко всем, всех их подпирал ногами, ждал, извинялся предо мной хвостом и шел к следующему.
…В город мы входили поздним вечером.
Фрам сбежал
Бродя весь день по полевым травам, они устали.
Их усталость пропиталась запахом клевера, цветущих кашек и грибов-шампиньонов (Хозяин рвал их мимоходом). «Если бы ты стал на все четыре лапы, как бы мы весело бежали с тобой», — думал Фрам.
Они бежали бы рядом, лая и обнюхиваясь, ускакали бы к озеру и купались в нем, фыркая носами.
Потом бы легли на траву, подставив солнцу мокрые животы. А там сели бы в автобус, оказались дома и стали хлебать молоко с покрошенным в него хлебом.
Но Друг-Хозяин не побежал к озеру. Он зевнул и пошел к березовым кустам. На усталом и похудевшем за сегодня лице скользнуло предвкушение.
— Вздремнем-ка, старик, — сказал он. — Славно мы походили, славная тень.
Хозяин снял пиджак, бросил его в тень и, пригнувшись, стал разглаживать ладонью. Фрам глядел, вилял хвостом и думал, как сейчас приятно пиджаку.
Поласкав пиджак, Хозяин велел лечь Фраму. Лег и сам и тут же заснул, пфукая губами на мелких лесных мух.
А им любопытно — они садились на губы Друга, таращили зеленые глаза.
Фрам лежал, сердито глядя на этих вредных мух. Но лежать надоело. Зачесались подушечки лап и захотелось бежать. «Слушай, — говорили лапы. — Айда гулять, а належишься дома. Ты найдешь прут и пожуешь его. Также приятно бегать за птицей-пикулькой, что свистит вон в тех березовых кустах. А к Хозяину мы тебя принесем».
Лапы все пошевеливались, все двигались и говорили о жуках, бабочках, стрекозах… Фрам не хотел слушаться лап, он даже наказывал их, покусывая. Затем вытянулся и выставил язык. Скосив глаза, стал наблюдать за его дергающимся слюнявым кончиком. Надоело!
Фрам стал глядеть по сторонам.
Светит озеро — будто молоко в блюдце.
Ходят коровы — их хвосты болтаются в воздухе.
А с болота, что лежит на озерном берегу, ветер прикатывает запахи прямо в нос. И среди них, то мягких, то грубых, есть один — острый и жалящий, как пчела.
Страшный запах! От него холодеет между ушами.
Фрам молод и неопытен, он не знает, что это запах дичи, куликов, сидящих в болоте. Он не может понять этого, хотя память запаха лежит в нем от рожденья. Это приводит в отчаянье Хозяина. Он водит его по болотам и просит:
— Понюхай и вспомни… Понюхай и вспомни.
Фрам не может вспомнить, он вертит головой, не понимая.
…Запахов становится больше. Пахнут, будто кричат, коровы, пастухи и костер.
Запахи толпятся у носа, и каждый старается проскочить первым. Фрам рычит на них — потихоньку. Страшный запах снова царапает его нос. И шепчет голос Друга: «Вспомни, вспомни, вспомни»… Но пролетает шмель — жужжа. Фрам забывает запах. Шмель летит к клеверному полю. До него трижды по три прыжка. Фрам видит вьющихся голубых и белых бабочек. Очень пахнет медом клевер. «Лизнем, старик, — говорит Фраму язык. — Это вкусно!» Вкусно. Глаза Фрама лукаво жмурятся. Вот и ближний цветок клевера кивает ему красной шапкой, зовет. Фрам встает и глядит на Друга — может быть, тот прикажет лечь. Но Друг молчит.
Фрам дует ему в лицо — молчит.
Фрам глядит в спящее лицо Друга.
Нежность бросается в лапы и хвост Фрама и заливает всего до ушей. Лапы сами собой начинают бестолково топтаться, а хвост — махать.
Фраму хочется лизать Друга.
Ему хочется, чтобы выскочил дог соседей, огромный и злой, и кинулся на Хозяина. Тогда он схватит пса за шиворот и тряхнет. Фрам принюхивается — нет страшного дога. Тогда пусть набежит трамвай. Фрам прислушивается — нет и трамвая.
…Клеверное поле сильнее и сильнее пахнет медом и шмелями. И вдруг ноги пошли сами. Они понесли Фрама. Нос сам начал шевелиться и принюхиваться, — Фрам подошел к клеверному цветку. На нем муха сидит. Фрам хапнул и шишку цветка, и муху. Пожевал — ничего вкусного. Наверное, вкусные те, что стоят подальше? (Фрам следил за входящими на клевер коровами). Наверное, там вкуснее.
