Тринадцатый хозяин (Рассказы) - [2]
Я сказал Фраму:
— Не сердись, хвостатый, я постараюсь быть хорошим, добрым хозяином.
Я сдержал слово — и остальная наша жизнь была историей нашей дружбы, отвыканья его от испуга, историей превращения Фрама из милого трусишки в охотничьего пса.
Полосатые столбики
Нам славно живется. Мне хорошо — Фрам ласковый, привязчивый, добрый пес. Как бы я ни задержался, в какой густой темноте ни подошел, Фрам ждет меня, он глядит в окно.
И ему хорошо. Я — заботливый хозяин и лучше сам не доем, но сытно покормлю собаку.
Но Фрам сохраняет привычки — древние…
Так было — мы с ним возвращались с дрессировочной сложной работы.
Фрам всю дорогу тянул и рвал цепку из рук. Он и себе шею натрудил, и мне руку надергал.
— Выдернул ты мне руку, пират, — упрекал я его.
А тот все одно — вильнет хвостом, оглянется и снова тянет к столбикам — подпирать их ногами, выворачивая наружу розовое, голое щенячье пузцо.
Здесь смешное. Фрам быстро взрослел и на днях перешел от щенячьего приседания к взрослому способу. Перешел — и сразу освоил весь церемониал отметок на столбиках (тогда они еще были деревянные, теперь же столбы льют из бетона, и собаки теряют интерес к ним).
Фрам тянулся к проклятым столбикам со страстью, упираясь лапами в землю, хрипя, кашляя от врезающегося ошейника.
Я никогда раньше не думал, что столбов в городе такое огромное количество.
В остальном же Фрам такой хороший, что мне неловко водить его на цепочке. И тут мне есть только одно оправдание — Фрам может заскочить под транспорт.
Первым, когда мы выходили из дома, был столб в изгороди, древний, треснувший, обросший козырьками трутовиков.
Днем это была просто старая древесина, а ночью видишь деревянную рожу с глазами-сучьями. Ночью столб похож и на соседа Кузьмичева, и на идола с Берега Слоновой Кости, увиденного однажды в музее.
Фрам тянет к идолу, но я вспоминаю Кузьмичева.
— Брось! — кричу я, и Фрам слушается… до следующего столба.
Отчего собаки любят их?
Что за магнит сидит в древесине, вертикально забитой в землю? Мне втолковывали, что собачья любовь к столбикам есть способ распространения собачьей информации. Такого рода: «Я здесь, имейте это в виду все те, у кого есть ко мне дело». Или такой: «На этой улице живу я и оторву хвост всем, кто сюда сунется». Или: «Мишка с Лесковой улицы хочет встретиться с Моряком с улицы Космонавтов» и т. д. Но тогда чем объяснить вид Фрама? Вот он обнюхал столб, отошел, а на морде гримаса унынья. Я хорошо знаю ее — взгляд грустный, голова повешена, уши откинуты назад. Но виден другой столб, и вновь у Фрама блеск в глазах и суета в лапах.
Понюхал — снова разочарование.
Сделать вывод, что Фрам разыскивает хвостатого дружка, я не мог. Мы жили одиноко, боясь уличных собак из-за ходившей в городе собачьей чумы. И деревянные столбы превратились для меня в загадку. На каждом я видел плоскую рожу идола, хитро смотревшую на меня. И Фрам для меня стал тайной, упакованной в красивое и милое тельце сеттереныша.
Нельзя жить рядом с тайной.
Я должен был разгадать столбы и Фрама. Поразмыслив, я полистал справочники и убедился, что дерево (сосна, береза, осина — обычный материал столбов) сберегает запахи, вобрав их в свои древесные (сосновые, березовые, осиновые) поры. И еще вопрос: что гонит меня на охоту? Зачем я объездил все ближние, среднеближние и далекие охотничьи места? Готовя себе хорошую собаку, разве я не мечтаю безраздельно охотиться там, куда не ходят обычные бессобашные охотники? В местах, где дичь редка и осторожна и стрелять ее можно только с отличной собакой?
А сны, мучавшие меня?.. В них рычат тигры, и бурый медведь печатает свои босые следы.
В снах я караулю на водопое до того древнее и многолапое существо, что ужас сводит меня. И я решил — по себе — что Фраму грезятся древние и тревожные сны о богатых охотничьих участках. Его участках. Собственных.
Фрам, если прикинуть по себе, мечтает стать первооткрывателем, побывать в стране (улице) первым из всех псов. Самым первым. И отметить это особым способом.
И сегодня ему неслыханно повезло. Фрам стал первооткрывателем.
Получилось так — день был дождливо-солнечный, с ленивым ветром. На открытом месте он еще дул, а в кустах только листья пошевеливал. И густо поднялся комар. На тренировочное болото комары нас даже и не пустили, сразу облепив Фрама серым чулком. Комаров было так много, что мы сначала пошли себе с болота, а там и побежали. И пришлось мне заменить тренировку Фрама по дупелю упражнениями в правильности хода. Работали долго, а домой пошли новеньким асфальтовым шоссе. Пыль еще не села на него, а солнце подрастопило асфальт, и шоссе казалось покрытым лужами.
Шли мы вдоль цепи полосатых столбиков, крашенных белым и черным, шагали, нюхая запахи асфальта.
Рабочие в испачканных штанах валиками закатывали оставшиеся ямки. Увидев нас, они переставали катать свои валики, закуривали и говорили ерунду:
— Собака-то пегая… Ходит, время переводит…
Но эти столбики. Они рябят в глазах, они играют в чехарду.
Прыгая друг через друга, столбики уносились в город. И казалось, и сам понесешься с ними, скача и вскрикивая: «Эх!.. Ух!»
Фрам посмотрел на столбики, потом на меня и снова на столбики. Он был ошеломлен ими, он спрашивал у меня глазами.
