Тринадцатая сказка - [139]

Следом за ним я прошла дальше по центральной тропе и свернула в лабиринт узких дорожек между могилами. Он остановился перед плитой, которую я уже видела во время прошлого посещения кладбища, и возложил цветы. Это было простое и скромное надгробие.

НЕЗАБВЕННОЙ ДЖОАН МЭРИ ЛАВ

Бедный Аврелиус. Он выглядел опустошенным. Я взяла его под руку, но он едва ли это заметил. Постояв так еще немного, он повернулся ко мне.

— Может, лучше вообще не иметь истории, чем иметь такую, которая меняется у тебя на глазах. Я всю жизнь гонялся за своей историей, а она от меня ускользала. Теперь я думаю: стоило ли так стараться, когда у меня была миссис Лав? Уж она-то меня любила, поверь.

— В этом я не сомневаюсь.

Я подумала, что она наверняка была ему лучшей матерью, чем мог бы стать кто-либо из близняшек.

— Возможно, иногда лучше не знать всю правду, — предположила я.

Он взглянул на могильную плиту.

— Ты и сама так считаешь?

— Нет.

— Тогда зачем ты это сказала?

Я отпустила его локоть и сунула замерзшие руки себе под мышки.

— Так сказала бы моя мама. Она предпочитает пустые невесомые истории чересчур тяжелой правде.

— Да, моя уж точно не из легких.

На это я ничего не сказала, а когда молчание слишком затянулось, решилась поведать ему историю, но не его, а свою.

— У меня была сестра, — начала я. — Сестра-близнец.

Он нависал надо мной, закрывая плечами изрядную часть небосвода, и слушал с угрюмым вниманием.

— Мы были соединены при рождении. Вот здесь… — Я прикоснулась рукой к своему боку. — Она не смогла жить без меня. Мое сердце билось для нас двоих. Но я бы не выжила вместе с ней. Она забирала из меня всю силу. Нас разделили, и она умерла.

Я надавила левой рукой на правую, прижатую к месту шрама.

— Моя мама никогда мне об этом не рассказывала. Она считала, что мне лучше этого не знать.

— Невесомая история.

— Да.

— Однако ты узнала.

Я надавила себе на бок еще сильнее.

— Я узнала это случайно.

— Мне жаль, — сказал он.

Я почувствовала, как он берет обе мои руки, которые утонули в его огромной ладони. Другой рукой он притянул меня к себе. Через несколько слоев одежды я ощутила тепло его тела и услышала ритмичный глухой шум. Удары его сердца, догадалась я. Другого человеческого сердца у самого моего бока. Так вот как оно могло бы быть. Я вслушивалась и представляла.

Затем мы разъединились.

— Значит, лучше все-таки знать всю правду? — спросил он.

— Я в этом не уверена. Но, узнав ее однажды, ты уже не сможешь вернуться назад, к незнанию.

— И ты знаешь мою историю.

— Да.

— Всю правду.

— Да.

Он недолго колебался. Только сделал глубокий вдох и как будто стал еще выше.

— Тогда давай выкладывай, — сказал он.

И я выложила ему всю правду. Пока я рассказывала, мы медленно шли, не разбирая дороги, а когда я закончила, мы стояли перед белой пустотой, в которую, кружась, улетали снежинки.

Неся урну с прахом, Аврелиус приблизился к могиле.

— Мне кажется, это не совсем по правилам, — сказал он.

Мне тоже так казалось.

— А как еще мы можем поступить?

— На такой случай правила не предусмотрены, верно?

— Любой другой вариант будет только хуже.

— Тогда начнем.

Его складным ножом мы выкопали ямку над гробом женщины, которую я знала под именем Эммелина. Аврелиус высыпал в ямку пепел из урны, и мы прикрыли его комьями мерзлой земли, которую Аврелиус утрамбовал, налегая всем своим весом. Сверху мы положили венок.

— Когда сойдет снег, никаких следов не останется, — сказал он, отряхивая брюки.

— Аврелиус, это еще не вся ваша история.

И я повела его в другую часть кладбища.

— Теперь вы знаете вашу мать. Но известен и ваш отец. — Я указала на могильную плиту с надписью. — Помните клочок бумаги, который вы мне показывали? Вы смогли разглядеть на нем буквы «А» и «С». Это его имя. И сумка принадлежала ему. В ней обычно носили дичь — отсюда и завалявшееся перо.

Я сделала паузу, дожидаясь, когда Аврелиус переварит эту информацию. Его можно было понять: уж слишком много всего сразу на него свалилось. Когда он кивнул, я продолжила:

— Он был добрым человеком. В этом вы с ним очень похожи.

Аврелиус ошеломленно смотрел на могилу. Еще одна новость. И еще одна утрата.

— Он тоже мертв, как я вижу.

— Но и это еще не все, — сказала я тихо.

Он взглянул на меня с ужасом: неужели счет его потерям не закончен?

Я взяла его за руку. Я улыбнулась.

— Много лет спустя после вашего рождения Амброс женился. У него был еще один ребенок.

Я дала ему несколько секунд. Уяснив наконец, о чем идет речь, он воспрянул к жизни.

— Так, значит, у меня есть… А она… он… она…

— Да, у тебя есть сестра!

По его лицу начала расползаться улыбка. Я пошла дальше.

— И у нее есть дети. Мальчик и девочка.

— Племянница! Племянник!

Я взяла его за руки, чтобы остановить их дрожь.

— Семья, Аврелиус. Ваша семья. И вы их уже знаете. Они вас ждут прямо сейчас.

Я с трудом поспевала за ним, когда он покинул кладбище и двинулся к выходу из усадьбы. Он ни разу не оглянулся и замедлил шаг только в воротах, когда я его окликнула:

— Аврелиус! Я чуть не забыла вручить вам это.

Все еще пребывая в эйфории, он взял у меня белый конверт, вскрыл его, извлек на свет поздравительную открытку и взглянул на меня вопрошающе: