Тринадцатая рота (Часть 2) - [52]

Судья снова отклонил протест, и прокурору ничего другого не оставалось, как начать обвинительную речь.

— Господа! — сказал он. — Во всех войнах, во всех сражающихся армиях существовало правило, по которому солдату должно наступать или обороняться, обороняться или наступать, двигаться вперед или назад. Известно также, что разгром противника достигается лишь общими усилиями воюющих. Вспомним для примера боевую колесницу. Как ее тянули? Ее тянули все. Она двигалась…

Далее прокурор заговорил о том, как она и куда двигалась; зацепившись за колесницу, он пустился в пространный исторический экскурс, но подсудимый уже его не слушал. Увидев, что конвоиры, попавшие с мороза в тепло, сладко дремлют, а судья, измученный ежедневными процессами, и вовсе спит, уронив голову на бумаги, Карке решил, что настал удобный момент сбыть последнюю партию блох, не изъятых у него при обыске и хранившихся в новом солдатском медальоне с адресом на случай смерти.

Вытащив тихонько из кармана мундира медальон, он обернулся к сидящим позади двум солдатам и показал им его.

— Сколько? — спросил один из них.

— Штук десять, — прошептал Карке.

— Живые?

— Свеженькие. Последнего отлова.

— Ваша цена?

— Не до жиру. Сколько дадите.

Медальон с драгоценным товаром исчез в кармане солдата. Карке протянули фляжку со шнапсом и увесистый кусок эрзац-сыра. Остальное было не так уж сложно. Пока прокурор, уткнувшись в бумаги, говорил о боевой колеснице германской армии, которую якобы тянет вместе с солдатами и фюрер, Карке опорожнил фляжку и не спеша закусил. На голодный желудок его развезло. Помурлыкав себе под нос несколько походных песенок, он уронил голову на плечо конвоира и под убаюкивающую речь военного прокурора тихо захрапел.

Разбудил его стук кулака о стол и резкий голос: "Подсудимый, встать!" Карке подхватился. По залу медленно, степенно, будто на важных похоронах, двигалась длинная процессия солдат. Она несла к столу правосудия вещественные доказательства преступлений подсудимого. Вначале прошли солдаты с чернобурками, лисьими и кроличьими воротниками, потом понесли одеяла, валяную и кожаную обувь, дамский трикотаж и детские игрушки, старушечьи и девичьи платки, стариковские шубы, и в заключение солдат с короткой шеей, обмотанной женским чулком, поставил перед судьей банку с надписью «Блохен».

— Господа! — заговорил прокурор, когда солдаты, доставившие вещественные улики, удалились. — Перед вами неоспоримые факты преступления подсудимого Карке. Смеет ли он их отрицать еще раз или нет, нам неизвестно, но мне хочется задать подсудимому лишь один вопрос. Знаете ли вы, солдат Карке, кого вы грабили? Вы молчите. Вам нечего сказать. Вы, подсудимый, грабили своего же боевого собрата. Вы за какие-то три-четыре блохи брали ценнейшие вещи, многие из которых добывались подчас в тяжелых схватках.

Прокурор подошел к столу, взял старую овчинную шубу с четырьмя дырками на спине и показал ее залу:

— Вот перед вами шуба, принадлежавшая фельдфебелю Гросбаху. Он снял ее с плеч старика вначале мирно. Но едва надел на себя, как получил удар вилами в спину. Как видим, фельдфебель Гросбах пролил за эту вещь собственную кровь. А солдат Карке скупает ее всего-навсего за три блохи. Что это? Это не что иное, как мошенничество, дикий грабеж белым днем. Собственно, что об этом спрашивать, если сам подсудимый откровенно сознается в этом? Обратимся к его же дневникам.

Прокурор взял в руки маленькую записную книжку:

— Так, десятого ноября подсудимый делает такую запись: "Под Москвой стало дьявольски жарко и чертовски холодно. Жару поддают русские. Холод подпускает мороз. От жары вряд ли что поможет. Разве что собственные ноги. Ах как жаль, что у меня нет ног страуса! А что спасет от мороза? На мне же легенький мундирчик. Гнусь, как собака. Надо что-то придумать".

Прокурор перевернул три странички:

— Двумя днями позже подсудимый делает новую запись: "Хох фюреру! Придумал. Вчера на кухне раздобыл два мешка из-под картошки, прорезал дырки для ног и влез в эти мешки, надев сверху мундир. Сразу потеплело. Но проклятой ночью уснул и чуть не отдал богу душу. Спасибо русской «катюше». Она разбудила. Бежали три километра и хорошо согрелись".

Войдя в азарт, прокурор начал читать далее без выбора, все подряд:

— "Сегодня ночью на правом фланге роты задубел весь блиндаж. Остался в живых, да и то с отмороженной конечностью, мой старый приятель Глобке. Его спасли… о, кто бы мог подумать! Обыкновенные блохи. Глобке всю ночь ворочался, чесался, не заснул и уцелел".

"Не сплю вторые сутки. Меня все время гложет дума:

"А нельзя ли пустить блох на службу фюреру?" Сейчас ему так тяжело! Может, помогут блохи?"

"Сегодня у меня большой праздник. Запустил под мундир первого клиента первую партию блох. Пока бесплатно, а дальше даром ни блохи. Раз с землей ничего не вышло, надо поднакопить побольше марок".

"Блохи пошли в ход. Клиентов полно. Только успевай задирать рубахи. Все страшно благодарят и несут что попало — шнапс, мыло, эрзац-сыр, губные гармошки…"

"Вчера у одного ефрейтора выменял за пять блох лисий воротник. Хлюпик скулил: «Дорого». А самому, собаке, этот воротник достался вовсе бесплатно. Он содрал его с женщины, которую встретил на дороге".