Тринадцать ведьм - [68]

— Не надо! Захватим Лауру в естественных условиях.

— А если она не одна?

— Тогда подождем.

…Лаура была дома и одна. Она распахнула дверь, обежала их цепким взглядом; задержалась на торбе из «Экономки».

— Лаура? — спросил Монах с бархатными модуляциями в голосе. — А мы к вам.

— Я! Вас двое? — Она посторонилась. Они вошли.

Добродеев закашлялся.

— Лаура, у нас к вам дело.

— Ежу понятно, — сказала Лаура.

— Давайте так, — сообразил Монах, — мы платим, чтобы поговорить. Нам не нужен… эскорт-сервис, идет? Сколько за час?

— О чем поговорить?

— О жизни. Так мы договорились?

— Только имейте в виду, я девушка дорогая! С каждого за два часа.

Дорогая девушка выглядела совсем не дорого, скорее, наоборот. Длинные травленые белые волосы, розовый свитерок, джинсы. Хмурое недовольное выражение простоватого маленького личика с утиным носиком и круглыми голубыми глазами; кроваво-красные ногти; болтающиеся по плечам серьги с голубыми камешками.

— Заметано, — сказал Монах. — Кофейку не найдется? В горле пересохло. — Он протянул ей торбу.

Лаура кивнула и пошла из прихожей. Монах и Добродеев, не раздеваясь, последовали за девушкой.

— Сюда! — Она махнула рукой на открытую дверь гостиной.

Они вошли. Добродеев с любопытством огляделся. Пластиковые цветы, вазочки, салфеточки, вышитая картина с оленем. Преобладание леденцово-розового колера.

Монах уселся на диван. Добродеев поместился в кресле. На пороге появилась Лаура с подносом. На подносе стояли чашки с кофе, рюмки, вазочка с ядовито-разноцветными пирожными и открытая бутылка малинового ликера — их подарки. Монах взял чашку, понюхал и вздохнул, вспомнив Анжелику. Лицо у девушки было по-прежнему хмурое. Он разлил ликер по рюмкам:

— За встречу!

Они выпили. Лаура скривилась и схватила пирожное.

— Крепкое!

— Лаура, я думаю, вас уже спрашивали про Андрея Шепеля, с которым вы познакомились двадцатого июня? — приступил к делу Монах.

— Ну, спрашивали. А вы из полиции? — Она снова потянулась за пирожным.

— Нет, мы из областной газеты. Это Лео Глюк! — Монах кивнул на Добродеева.

— Вы Лео Глюк? — вспыхнувшая Лаура вытаращила глаза на Добродеева и перестала жевать.

— Он самый, — улыбнулся Добродеев. — Читали мои материалы?

— Конечно! — Лаура впервые улыбнулась; поправила волосы. — Вы хотите написать про меня?

— Э-э-э… — проблеял Добродеев. — Вообще-то мысль такая имеется…

Он прикидывал, как объяснить, что именно он хочет написать, но объяснений не потребовалось.

— А знаете, наша районка однажды напечатала мои стихи, еще в школе, все прямо обзавидовались!

— Слава, однако, — сказал Монах. — А этот Андрей Шепель…

— Ой, да помню я его! Солидный мужчина, но какой-то… — Она запнулась. — Какой-то смурной, двух слов не сказал… Спрашивает, вы, девушка, свободны? Поужинаете со мной? Прямо на улице остановил. Не привык ужинать один, говорит. Я еще подумала, что у него какое-то несчастье. Знаете, мужчины, типа, любят поговорить с девушками, я привыкла. Только он молчал всю дорогу. Заказал шампанское, коньяк, баранину… Мы выпили, ну, все такое, в смысле, кушаем, а он молчит, лицо страшное, как у этого… я кино видела! Дракула! Аж мороз по коже. Я спрашиваю, а вы к нам надолго приехали, типа, интерес проявляю, а он говорит, не знаю пока. И подливает шампанского с коньяком. Я вообще-то не пью, очень пьянею, а он заставляет, говорит, не может один. А у меня голова кругом… ну, я пошла в туалет, вырыгала… выхожу, а он снова подливает…

Лаура раскраснелась и разговорилась. Обращалась она к одному Добродееву, поправляла волосы, смеялась и стреляла глазками.

— Когда вы ушли от него? — спросил Монах.

— Утром! Он разбудил меня, говорит, должен встретиться кое с кем по работе, надо, типа, бежать. Ходит в халате, с полотенцем, волосы мокрые, говорит, жалко будить, говорит, ты так сладко спишь. Обещал позвонить вечером, но не позвонил. Я пошла узнать, а он уже уехал. Спасибо, говорит, за прекрасный вечер, руку поцеловал, а я ничего толком не помню! — Лаура расхохоталась.

Монах снова разлил ликер. Она замахала руками, хватит, мол, я уже хорошая, но опрокинула лихо. Ее словно подменили, и Монах посматривал на нее с удовольствием.

— А потом приезжал следователь, спрашивал про него. Горничную, администратора… всех! И меня, конечно. Нас же видели вместе, тут все друг друга знают. Вроде его жену убили. Я им сразу сказала, это не он, он был тут со мной всю ночь. Ждала, что он позвонит, даже сама позвонила… Нинуля, подружка, дала мне номер с его анкеты, я и позвонила. Но он не ответил. А про что вы собираетесь писать?

Добродеев взглянул на Монаха.

— О том, как можно провести время в вашем замечательном городе. Будет серия: «Города области, история вчера и сегодня», — сказал Монах. — Как можно провести время, где, с кем… как-то так.

— Бедная девочка, — сказал Добродеев на улице. — Будет ждать материал.

— Для прожженного журналюги, Леша, ты очень сентиментален. Будет статья, не будет статьи — все едино. Ты сделал ее счастливой, она внукам будет рассказывать, что знаменитый Лео Глюк… сам Лео Глюк почтил! И сразу мечтательный овал лица. Ну и гадость это пойло! — Монах сплюнул на тротуар. — И кофе тоже пойло. Нет, все-таки женщина варить кофе не умеет, — сказал он, вспомнив Анжелику. — Генетически не способна. За некоторым исключением, — добавил, вспомнив Иду. — Между прочим, ликер оказался в масть, а ты говорил, на фиг этот лосьон. Раздухарилась наша барышня, раскраснелась, с тебя глаз не сводила, похорошела! Я думал, ты останешься. А еще говорят, что для полноты счастья накиряться должен мужик.