Тринадцать мнений о нашем пути - [30]

Андрей Измайлов: Смотря между кем и кем. Одно дело — война (тьфу-тьфу-тьфу) России с Украиной. Другое дело — война США с Ираном. Третье дело — война Китая с Японией. И совсем четвёртое дело — война Сомали с Габоном. В каждом случае — отдельный сценарий. Излагать их не стану за дефицитом печатной площади, но всяческие воплощённые варианты на любой вкус, цвет и размер гуляют по киноэкранам — типа фантастика. Самое забавное — потом, в жизни, когда и если вдруг случается, то весьма похоже на «экранные» версии. Не потому, что кинематографисты уж такие провидцы, а потому, что: вроде надо поступать так, вроде в кино видели. Хвост виляет собакой… Как бы там ни было, победа случится пиррова.

Андрей Лазарчук: Прежде всего — информационными.

Святослав Логинов: Эта война уже идёт, и мы, европейская цивилизация, её уже проиграли. Две мировые войны научили человечество, что из всеобщей мясорубки ничего хорошего не происходит. Холодная война, противостояние систем, окончившееся крахом Советской империи, но ничего не давшее победителям, показала порочность и этого пути. Сейчас человечество пытается разбираться с терроризмом и, надеюсь, разберётся с ним, хотя вовсе не теми методами, что практикуют русские в Чечне или американцы в Ираке.

Евгений Лукин: Представим остров Окинава, увеличенный до размеров крупной страны. Вот нагрянули вооружённые до зубов самураи (предположительно, американская демократия), а отбиваться нечем. И тогда окинавцы (очередные нарушители прав человека) превращают в оружие доселе мирный хозяйственный инвентарь. Скажем, пассажирский самолёт, которым, как выяснилось, можно таранить даже Пентагон. Нунчаки прогресса.

Сергей Лукьяненко: Почему же «середины»? Я ожидаю целую череду военных конфликтов, в том числе и с применением ядерного оружия, в ближайшие десять-двадцать лет. Итогом станет уничтожение демократии в ее современном понимании, авторитарные методы правления и жесткий контроль нескольких сверхдержав над остальным миром. И России хорошо бы поспешить с выходом из комы, чтобы успеть попасть в «пул» великих держав.

Сергей Переслегин: Я писал об этом в статье «Искусство варвара против аристократизма воина». В двух словах: малые негосударственные террористические группы, управляемые в реальном времени аналитическими группами с очень высоким уровнем рефлексии.

Геннадий Прашкевич: Не хотелось бы их видеть. Но, скорее всего, это будут быстрые информационные войны, без большой крови, но с ужасающими последствиями.

Борис Стругацкий: Скорее всего, это будут «малые войны» — так называемые «небольшие победоносные войны», предпринимаемые более мощными государствами против значительно менее мощных. Вряд ли они будут иметь стратегическое значение, — скорее, агитационно-пропагандистское или локально-экономическое. США-Ирак, Россия-Грузия, НАТО-Сербия.

29. Вопрос:Конец войны наступает не тогда, когда пало правительство проигравшей страны, а когда смирился с поражением ее народ. Не значит ли это, что надежда на современное высокоточное оружие — всего лишь самообман для его обладателя?

Олег Дивов: Упомянутая иракская война показала, какая серьезная работа была проведена со вражеским генералитетом. А вот с народом американцы обманулись. Значит, перед следующей войной предметно поработают с народом. Это все решаемо. И совершенно не отменяет роли высокоточного оружия. Другой разговор, что его высокоточность несколько преувеличена.

Андрей Измайлов: Конечно, самообман! И ещё один самообман — что оружие высокоточное. Как и самолёт — невидимка. См. позорную для Европы бомбёжку Югославии. И надпись южных славян на сбитом ими самолёте: «Извиняйте, мы не знали, что он невидимый!»

Андрей Лазарчук: Ну, сегодняшнее положение с высокоточным оружием — это краткий миг в извечном противостоянии брони и снаряда. А вообще вопрос слишком обширен (и, увы, неточен), чтобы пытаться на него ответить. Что есть «конец войны», «победа», «поражение», «пало правительство», «смирился народ»? Если использовать этот алгоритм, то кто победил, например, в Корейской войне?

Евгений Лукин: Каким бы высокоточным ни было оружие, ему не отличить мирного жителя от террориста, тем более что зачастую это одно и то же лицо. Страна, граждане которой начали партизанскую войну, рано или поздно победит. Во всяком случае, изгонит оккупантов и добьётся независимости. Других примеров, настолько я знаю, нет и быть не может. Ещё не победили? Ну, значит, победят чуть позже.

Сергей Лукьяненко: Народ очень быстро мирится с поражением, когда высокоточные бомбы лишают его воды, электричества, мостов, пищи, а также уничтожают армию и лидеров сопротивления. Народ сразу превращается в отдельных людей, каждый из которых хочет лишь одного — выжить.

И это надо учитывать.

Сергей Переслегин: Если речь идет об ограниченной войне — нет. Если война приобретает хотя бы для одной из сторон статус неограниченной (народной), то, конечно, высокоточное оружие окажется самообманом.

Геннадий Прашкевич: Нет, не значит.

Отряд самых горячо настроенных патриотов ничто перед опытным снайпером, вооруженным сверхточной, «умной», скорострельной винтовкой.