Тринадцать гостей. Смерть белее снега - [71]

– Невероятная случайность! – воскликнул Тейверли. – Видимо, он тоже собирался украсть яд. Наверное, и Чейтер подслушал тот разговор или выведал про яд у Томаса. Во всяком случае, теперь мы знаем, что яд украл не Чейтер. То ли передумал, то ли в решающий момент повар проснулся и он испугался. Это не Энн с ее железной волей!

Яд находился в стеклянной пробирке. Взяв ее, Энн всю ночь промучилась в сомнениях. Но утром снова зашла проведать бабушку и застала ее в таких мучениях, что решила при первой же возможности положить им конец.

Случай представился, когда Энн покидала бабушкину комнату. Снаружи, на столике, который, вы, Надин, должны были заметить, стоял графин миссис Моррис. Его принесла Бесси, после чего Чейтер, как я выяснил, зазвал ее к себе. Энн, не размышляя, воспользовалась ситуацией и вылила в графин содержимое пробирки. Проходя мимо нее буквально через секунду, я заметил, как сильно Энн взволнована, и проводил ее вниз. Она сразу в панике побежала снова наверх, чтобы разбить графин.

Но я знал – вы тоже знали, Надин, – что, когда мы наткнулись на Чейтера в Майл-Боттом, у него был странный цвет лица. Как вы помните, незадолго до этого я выслушал признание Энн. Пока вы с ней ездили за помощью, я пошарил поблизости и нашел фляжку Чейтера. Прежде чем упасть с лошади, он, похоже, хлебнул из нее, иначе она осталась бы у него в кармане. Так он выпил яд. Он спустился вниз через минуту после меня и Энн, но еще до того, как Энн снова поднялась – они даже столкнулись на лестнице; перед лестницей у него на пути стоял столик с графином…

Графины в спальнях в то утро еще не наливали. Мой тоже пустовал. Чейтер всегда разбавлял себе спиртное. Вывод очевиден: он разбавил свой виски из этого графина, а Энн в спешке не заметила, что графин уже не полон. – Тейверли замолчал и пожал плечами. – Что бы вы сделали на моем месте? – спросил он.

– Наверное, то же, что и вы, – ответила Надин, – только хуже. Продолжайте!

– Я сделал совсем мало, но при сложившихся обстоятельствах хватило и этого. Заставил Энн отдать пробирку мне, пообещав от нее избавиться. Я засунул ее под подкладку шляпы Чейтера. Надо было сразу положить пробирку ему в карман, но когда мы вернулись в дом, в моем распоряжении была лишь его шляпа, потому что подойти к трупу я уже не мог.

– А к шляпе? – спросил Джон.

– Шляпу я привез сам. Это было просто. Я захватил и фляжку, хотя этого никто не знал. Сначала спрятал ее в своей комнате в запирающийся ящик, но инспектор, допрашивая меня перед ужином, заинтересовался фляжками. После его ухода я забрал ее из ящика и спрятал на себе. И правильно сделал: пока мы ужинали, мою комнату обыскали.

– Где она сейчас?

– Здесь! – Тейверли дотронулся до заднего кармана своих брюк. – Я тщательно прополоскал ее, но все равно не использую. Вы же знаете, Надин, что я много лет не расстаюсь с этой старой фляжкой?

– Мой подарок, – промолвила она.

Тейверли устало улыбнулся:

– Все это кажется беспринципностью. В общем, так оно и есть. Я даже рассказал Кендаллу, что слышал через стену ссору Чейтеров – на самом деле ссорились Роу, – и придумал слова, которые якобы разобрал. Но я не выгораживаю убийцу! Просто помогаю событиям совершить наиболее удачный поворот и стараюсь не усугублять трагедию. Труднее всего было привлечь внимание Кендалла к шляпе. Я намекнул ему про шляпу как бы между прочим – безрезультатно. Говорить специально было бы смертельно опасно.

– Шляпу изучил Балтин, – напомнила Надин.

– Верно – после того, как я придумал фокус, чтобы у него возникло это желание.

– В каком состоянии сама Энн? – спросил Джон.

– С ней было очень нелегко, – ответил Тейверли. – В конце концов я убедил ее, что признание всем только навредит, а если что-нибудь произойдет с ней самой, то некий сельский игрок в крикет утопится. Ну, что скажете, Фосс?

– Не задавайте глупых вопросов! – буркнул Джон.

Двумя этажами выше героиня их разговора сидела у бабушкиной кровати.

– Вот недостающая деталь, бабушка! – сказала она. – Синяя, изогнутая! На сей раз я тебя обогнала: нахожу одну за другой.

Энн улыбнулась старушке, и та ответила ей улыбкой – умиротворенной, неподвижной. Сердце Энн застучало, как паровой молот. В следующее мгновение она зарылась лицом в холодную бабушкину подушку и зарыдала.

Глава XXXIII Смерть и жизнь

– Теперь, Джон, – сказала Надин, входя в его комнату вечером, – настала наша очередь!

– Об этом мне хотелось побеседовать больше всего! – воскликнул он. – Знаете, Надин, мы не разговаривали про нас с того вечера, когда вы меня сюда привезли!

– Это было два вечера назад, – напомнила она, садясь.

– Скорее два года. Боже, сколько всего с тех пор случилось! Сколько трагедий вы насчитали?

– Одну. – Видя его изумление, она объяснила: – Гибель бедняги Хейга! Джон, разве смерть Чейтера – трагедия? Только не лицемерьте, дайте честный ответ.

– Вряд ли мир от этого обеднел, – промолвил он.

– А миссис Чейтер?

– Ее можно пожалеть, хотя вы признавались, что с этим у вас не очень…

– Я ошибалась. Теперь я могу ее пожалеть. Но это еще больше убеждает меня в том, что смерть миссис Чейтер – не трагедия. Ее ждало бы жалкое угасание в доме для умалишенных. После откровенного разговора с Зеной Уайлдинг приходится сказать то же самое о теле номер один, как назвал его Балтин. Кстати, по словам Зены, лорд Эйвлинг намерен финансировать ее пьесу. Леди Эйвлинг очень этим воодушевлена. В общем, здесь трагедий тоже не намечается.