Трильби - [90]

— Где вы останавливались со Свенгали в Париже?

— Право, я забыла. Мы были в Париже? О да, конечно, в отеле «Бертран», площадь Нотр Дам де Виктуар.

— Сколько времени вы пробыли со Свенгали?

— О, месяцы, может годы — я забыла. Я очень болела. Он вылечил меня.

— Вы болели? Чем?

— Ах, я чуть не помешалась от горя и головной боли и хотела покончить с собой, когда умер мой дорогой маленький Жанно в Вибрэе. Мне все казалось, что я была недостаточно внимательна к нему. Я совсем сошла с ума. Вы ведь помните, Таффи, вы написали мне туда через Анжель Буасс. Такое ласковое письмо! Я знаю его наизусть! И вы тоже, Сэнди, — она поцеловала его. — Удивляюсь, куда они делись, эти письма? У меня ничего своего нет на свете, даже ваших дорогих писем, даже писем Маленького Билли — а их было так много! Да! Свенгали тоже писал мне — он узнал от Анжели мой адрес… Когда умер Жанно, я решила, что должна либо покончить с жизнью, либо немедленно покинуть Вибрэй — уйти от всех. После его похорон я остригла волосы, достала костюм рабочего: брюки, рубашку и кепку, и пошла пешком в Париж, никому ничего не сказав. Я не хотела, чтобы кто-нибудь знал, особенно Свенгали, ведь он писал, что приедет туда за мной. Я хотела спрятаться в Париже. Когда я наконец дошла, было два часа ночи и у меня все болело, к тому же я потеряла все мои деньги — тридцать франков. Они выпали из дырявого кармана брюк. Кроме того, я поссорилась с — возчиком на рынке. Он думал, я мужчина, и ударил меня, поставил мне фонарь под глазом только за то, что я посмела погладить его лошадь и дала ей морковку, которую хотела съесть сама. Он был навеселе, по-моему. Я стояла и смотрела с моста на воду — около Морга — и хотела броситься в реку. Но Морг вызывал во мне такое отвращение, что у меня не хватило мужества! Свенгали всегда болтал о Морге и предсказывал, что я непременно туда попаду. Он обещал, что когда-нибудь придет посмотреть, как я буду лежать там, и мысль об этом была так нестерпима, что я не решалась. Я была какая-то отупевшая, ничего не соображала.

— Я пошла к Анжель, на улицу Келья святого Петрониля, постояла у дома — но так и не решилась дернуть за звонок… Пошла на площадь святого Анатоля. Долго глядела на окно вашей мастерской и думала о том, как там было уютно на большом диване у печки… Мне ужасно хотелось позвонить к мадам Винар, но я вспомнила, что в мастерской лежит больной Билли, а с ним его мать и сестра. Ведь Анжель мне написала об этом. Бедный Билли! Он лежал там и был очень болен!

Я все ходила по площади, а потом взад и вперед по улице Трех Разбойников. Снова пошла к реке — и опять у меня не хватило решимости утопиться. К тому же один полицейский заметил меня и все время шел за мной следом. Но самое смешное — ведь мы с ним были знакомы, а он меня совсем не узнал! Это был Селестин Бомоле, тот, что так напился на рождество. Неужели вы его не помните? Такой высокий, рябой!

— И вот до самого рассвета я все бродила по Парижу. Наконец совсем выбилась из сил — и побрела к Свенгали на улицу Тирлиар, но оказалось, он переехал на улицу Сен-Пэр; я пошла туда и застала его дома. Мне очень не хотелось идти к нему, но ничего другого не оставалось. Судьба, наверное! Он так обрадовался моему приходу, немедленно занялся моим лечением, принес кофе, хлеб, масло, я никогда ничего вкуснее не ела! Позаботился о бане для меня на улице Савонаролы — это было просто дивное удовольствие! — после чего я легла спать и проспала двое суток подряд! А когда проснулась, он сказал, что любит меня, никогда меня не оставит, будет всегда обо мне заботиться и, если я соглашусь уехать с ним, женится на мне. Он сказал, что посвятит мне всю свою жизнь. И снял для меня маленькую комнату рядом со своей.

В этой комнате я провела целую неделю, никуда не выходила и никого не видела. Я почти все время спала. У меня была сильная простуда.

Свенгали дал два концерта и заработал много денег. Мы с ним уехали в Германию, никому ничего не сказав.

— И он женился на вас?

— Конечно, нет. Он не мог, бедняга! У него была жена и трое ребят. Он утверждал, что это не его дети. Они живут в Эльберфельде, в Пруссии; там у его жены маленькая кондитерская. Он вел себя очень плохо по отношению к ним. Но не из-за меня! Он давно их бросил; все же он посылал им деньги, когда они у него заводились, — я заставляла его, мне было так ее жаль! Он часто рассказывал мне о жене — как она разговаривает и что делает, и показывал, как она одновременно молится и ест, держа в левой руке соленый огурец, а в правой рюмку с водкой — чтобы не терять времени. Я прямо покатывалась со смеху! Он ведь был таким балагуром, бедный Свенгали, любил пошутить! А потом к нам присоединились Джеко и Марта.

— Кто такая Марта?

— Его тетя. Она стряпала для нас и хозяйничала. Она сейчас сюда придет, я получила от нее записку из гостиницы. Как она его любила! Бедная Марта! Бедный Джеко! Что с ними станется без Свенгали?

— А на какие средства жил Свенгали?

— О! он играл в концертах, по-моему, что-то в этом роде.

— Вы когда-нибудь его слышали?

— Да, Марта иногда водила меня слушать его, в самом начале, когда мы стали жить вместе. Ему всегда очень аплодировали. Он великолепно играл на рояле. Все такого мнения.