Триггеры - [102]

Швы ей вчера наложили заново и сказали, что они будут отлично держаться, пока разрез не затянется. Она медленно оделась, натянула зимнюю куртку, которая занимала половину чемодана, с которым она прилетела из Англии, и через больничный вестибюль вышла в утренний сумрак. На дороге уже было прилично машин, и несколько пешеходов торопливо шагали мимо.

Она поковыляла на юг по 23-й улице мимо станции метро «Фогги Боттом», закусочной «Данкин-донатс» и бежевого здания Госдепартамента. Добравшись до Конститьюшн-авеню, она свернула налево и с удивлением обнаружила спрятанную в небольшой роще огромную бронзовую статую сидящего Альберта Эйнштейна; она и не знала, что в Вашингтоне есть ему памятник. Она посмотрела в его грустные глаза. Всё относительно, подумала она; рядом с человеком-гигантом она казалась себе маленькой девочкой.

Дора полагала, что идти так рано на Молл будет небезопасно, однако вокруг было довольно много бегунов, так что она перешла на южную сторону Конститьюшн-авеню. Из экскурсии, на которую она съездила в первый же день по прибытии она знала, что Мемориал ветеранов Вьетнама находится по правую руку, но она продолжила идти на юг, к Зеркальному пруду. Солнце взойдёт уже скоро, и она подумала, что будет приятно понаблюдать, как оно восходит позади обелиска Монумента Вашингтона.

Она заняла позицию как раз вовремя: крошечная сверкающая точка появилась на горизонте и медленно превратилась в купол. Монумент отбрасывал в её сторону длинную тень. Очень жаль, что она оставила телефон в больнице — было бы здорово это сфотографировать.

Солнце быстро стало слишком ярким, чтобы на него смотреть, но оно вызвало воспоминания о других восходах: над лондонскими небоскрёбами, над Ла-Маншем, над пустыней. Некоторые из этих воспоминаний были её собственными: в колледже она иногда засиживалась на всю ночь и отчаянно торопилась закончить эссе видя, как встаёт солнце.

Другие, очевидно, принадлежали Энн Дженьюари, включая то, где они с Дэвидом наблюдают восход с палубы круизного судна в их медовый месяц.

Но для неё стало неожиданностью то, что некоторые воспоминания не принадлежали ни Энн, ни ей самой: они обе никогда не были в Австралии, однако она явственно представила себе восход солнца над зданием Сиднейской Оперы. И они никогда не видели солнечного затмения, однако она отчётливо вспомнила солнце, встающее над горизонтом с откушенным краешком.

Тень монумента постепенно укорачивалась по мере того, как наступал новый день.

Сьюзан Доусон скоро осознала то, что Сет Джеррисон уже понял: связи теперь формируются сами по себе, без физического контакта. Она посмотрела на вице-президента Флаэрти, и его память открылась ей, а когда она посмотрела на Сета Джеррисона, и его память стала для неё открытой книгой. Она опустила оружие; более не было смысла не давать им приближаться друг к другу.

Вскоре память всех находящихся в Кэмп-Дэвиде оказалась переплетённой. Но даже связанным нужно спать, и хотя некоторым удалось продержаться на ногах всю ночь, отвечая на шквал обращений по поводу оборвавшейся трансляции обращения президента, бо́льшая их часть к полуночи задремала. Президент, понятное дело, лишь недавно пережил тяжёлое ранение. Бесси Стилвелл обычно спала мало, но путешествие в Калифорнию и обратно вымотало её. Ранджип Сингх в тот вечер вообще не смог толком прийти в себя и к часу ночи спал, как убитый, а Дэррил Хадкинс отключился в два.

Сьюзан удалось не спать всю ночь, сидя в своём кресле-каталке, хотя она и понимала, что смысла в этом нет: подавляющее большинство людей в округе Колумбия, Мэриленде и Виргинии сейчас спали, и хотя это не мешало пользоваться памятью тех, кто уже был связан, те, кто пребывал в бессознательном состоянии, не могли дотянуться до остальных.

В лазарете было большое окно, выходящее на восток. Хотя небо частично закрывали деревья, Сьюзан, тем не менее, привлекло зрелище восходящего солнца. Вспомнился восход над Тадж-Махалом — который видел Ранджип во время одной из своих поездок в Индию.

Вспомнился ещё один восход, одновременно знакомый и чужой. Знакомый, потому что это был вид из окна восточного крыла Белого Дома через Ист-Экзекьютив-авеню в сторону здания министерства финансов — из окна, в которое она сама часто смотрела. Чужой — потому что она никогда не смотрела в это окно на заре, и… вспомнились новые детали: не в компании Первой Леди, стоящей рядом с… с ним. Это было утро после первой ночи, проведённой ими в Белом Доме, и Сет Джеррисон с женой пришли сюда полюбоваться рассветом.

Ранджип Сингх просыпался — его уложили на одну из коек лазарета. Сон, похоже, пошёл ему на пользу: к нему вернулся дар речи. Он посмотрел на Сьюзан, и первыми словами, что он произнёс, были:

— Вы читаете память президента Джеррисона.

— Да.

— Я могу вспомнить, как вы вспоминаете, как он вспоминает красивейший восход, виденный из Белого Дома.

Сьюзан кивнула.

— Начало его первого дня на посту президента. Да, мне это только что вспомнилось.

— Это… это…

— «Высшая лига», как сказал бы ваш сын.

Сингх улыбнулся.

— Точно.

Дэррил Хадкинс лежал на другой лазаретной койке. Его глаза неуверенно открылись.