Тридевятые царства России - [83]
Сижу во влажном и жарком Владивостоке в дорогом кафе (дешёвых нет). Тридцать градусов. Пью пиво: «Балтика» питерского производства. Стоило ехать десять тысяч вёрст, чтобы пить «Балтику»! Вся страна пьёт «Балтику» и курит «Петра Первого».
Русские города – неудобные и неуютные. Владивосток огромен, разбросан по сопкам, островам, полуостровам и мысам. Центр: двух-трёхэтажные дома, несколько длиннющих улиц, тянущихся то вверх, то вниз, параллельно и перпендикулярно берегам. Разбитые мостовые, облупленные фасады, бесконечность машин (все японо-корейско-китайские, все гудят, все мчатся без правил), тяжкая загазованность, дышать нечем. Следы быстрого перехода от обеспеченности к бедности: как уволенный без пенсиона морской офицер, благородный, но уже затасканный. Тихоокеанская твердыня России.
Не любит русский человек удобства. А любит создавать проблемы себе и другим. В доме, где я живу, нет горячей воды. Но хорошо, что ещё пока есть холодная. И электричество есть. Пока «Чубайс» не отключает. (Рубильник по старинке называют «Чубайсом».) Наверно, скоро отключит.
Всюду китайцы, корейцы. Экскурсанты; но будто приглядываются: как бы в этом доме мебель расставить по-своему.
Русский мир сжимается. Кому мы, неуютные, нужны? За противоположным столиком русские тётки пьют водку и едят. Деловые такие. Разговаривают. Расслабляются. Лет по сорок. А где мужики? То же самое – в Питере, в Москве, в Красноярске, в Кызыле… Женщины общаются в кафе, ездят на машинах, делают дела, руководят предприятиями, воспитывают себе подобных… А мужики где? Ушли на войну? Непонятно.
Первое, что поразило меня во Владивостоке, буквально повалило с ног, – обилие красивых девушек. Поразительно: они все очень красивы и стройны. Ничего подобного нет ни в Питере, ни в Москве, нигде.
Все они достанутся китайцам?
Очень много китайцев было в краеведческом музее. Интересная нация: они всегда и всюду ходят толпою и обязательно имеют на себе какой-нибудь элемент униформы. Одинаковые кепки. Или одинаковые галстуки. Или одинаковые тапки. Или хотя бы очки одинаковые.
У них принято разглядывать незнакомого человека. Я стоял в подъезде музея, пережидал ливень. Китайцы проходили мимо – двадцатая группа, тридцатая – и каждый внимательно разглядывал меня. В залах музея они вели себя вежливо, но громко. Хохотали.
Потом русская училка привела в музей группу русских детей, и я понял, что китайцы – образцовые в своём поведении люди. Русские дети вели себя чудовищно: всюду бегали, всё хватали, ржали, сопели, возились, верещали, издавали непристойные звуки… К счастью, они скоро ушли. Китайцы же всё осмотрели обстоятельно, после чего все до единого выстроились в очередь в туалет.
Через пару дней начался главный аттракцион Владивостока: отключение электричества. Дом, в котором я жил, – двенадцатиэтажный. И я жил на одиннадцатом этаже. В ситуации отключённого рубильника и лифта политические взгляды граждан чётко стратифицируются по этажам. Жильцы первых трёх – ещё лояльны власти; с четвёртого по шестой – готовы голосовать за Жириновского; на седьмом – девятом по-матерну проклинают «Чубайса», Ельцина, Путина, Клинтона и папу римского, а на трёх последних – пьют запасённую водку и точат топоры.
Ситуация усугубляется тем, что за отключением электричества рано или поздно следует отключение отопления и воды. Газа во Владивостоке нет: город готовит кашу только на электрических плитах. За водой – бегай на улицу, к гидранту; а готовить на чём? Есть ещё и такой аспект: как-то при мне хозяйке квартиры, где я жил, пожилой Эльвире Владимировне, стало плохо. Вызвали скорую. Пока скорая ехала, электричество ещё было. Когда же доктор стал делать укол – вырубилось. Хорошо ещё, что бригада приехала не на пять минут позже: застряли бы в лифте.
Почему и за что приходится страдать – никто ни понять, ни объяснить не может. Плату по счётчику платят все. Но – страдают. И жалуются. В этом плане любят приезжих: им, свеженьким, особенно приятно пожаловаться.
Поразительное дело: уже несколько лет семисоттысячный город живёт в условиях осады. Электричество – это ещё не всё. А вот однажды поссорились приморский губернатор с владивостокским мэром – и отключили паром, единственный транспорт, соединяющий город с районом, расположенным на острове Русском (гордое название!)[26]. Три недели остров был отрезан от мира; туда не везли хлеба, оттуда не забирали больных и рожениц… А? Каково? Потом паром таки пустили. Ну и что, произошло восстание, революция? Побили морду мэру с губернатором? Или хотя бы окна в их офисах? Ничего подобного. Пожаловались друг другу, попили водки – и успокоились.
В другой раз, тоже из-за каких-то разборок с мэром, губернатор запретил вывозить в городе мусор. Месяц (или около того) мусор не вывозился. Летом, в жару. Какой милый человек губернатор!
«Дальэнерго», конечно, тоже не лучше. Во время отключений электричества в больнице каждый раз кто-нибудь умирает. Однажды у женщины в роддоме погиб ребёнок. Ну и что? Об этом напечатали во всех газетах, поохали, пожаловались на жизнь, попили водки и успокоились. А ведь надо было строить баррикады, вешать на фонарях чиновников, штурмовать здание краевой администрации, губернатора – Наздратенко или кого там, Дарькина, – вышвырнуть из окна двенадцатого этажа вместе с начальником «Дальэнерго»… Нет, ничего подобного. Тишина.
Книга Анджея Иконникова-Галицкого посвящена событиям русской истории, делавшим неизбежной революцию и непосредственно ей предшествовавшим. Уходя от простых решений, автор демонстрирует несостоятельность многих исторических мифов, связанных с террористами-народовольцами, заговорами в высших правительственных кругах, событиями русско-японской войны, убийством Распутина, институтом провокатора… Обширный документальный материал высвечивает историю не как борьбу абстрактных идей или сумму событий, а как мир, где действуют люди, с их слабостями, страстями, корыстными интересами, самолюбием и планами, приводящими по воплощении к непредвиденным результатам.
Эта книга посвящена событиям 1917 года, которые разворачиваются в вагоне бывшего императорского поезда. Через этот вагон в острых драматических коллизиях проходят все ключевые персонажи русской революции: Николай II, генералы Алексеев, Брусилов, Корнилов, Духонин, министры Гучков и Керенский, террорист Савинков, комиссары Крыленко и Троцкий. Главы документальной прозы соединены с драматургическими фрагментами, жанр исторического расследования — со сценическим действом. В книге использовано большое количество документальных источников: стенограмм, телефонограмм, писем, газетных материалов и мемуаров.
Книга писателя, историка и публициста А. А. Иконникова-Галицкого посвящена остросюжетной и вполне актуальной теме: революция и криминал. Автор рассказывает о криминальной стороне событий 1917 года в Петрограде; о разгуле преступности, охватившем город и страну после Февральской, и в особенности после Октябрьской революции; о связи между революционной идеологией, грабежами и убийствами; о том, какие политические силы и лидеры вдохновляли и вели за собой мир криминала, а также о том, как борьба с преступностью повлекла за собой установление красного террора.
Книга А. Иконникова-Галицкого – о генералах, офицерах и солдатах, участниках Первой мировой войны, которым в будущем предстоит стать знаменитыми героями войны Гражданской, вождями и военачальниками красных и белых армий. В их образах, многие из которых стали хрестоматийными или одиозными, автор раскрывает новые, неожиданные и парадоксальные черты, знакомит читателя с неизвестными страницами их воинских биографий, вплетенных в события Первой мировой войны.
Книга «Сожжённые революцией» рассказывает о парадоксальной разрушительно-созидательной сущности русской революции, отразившейся в судьбах исторических персонажей. Она составлена из сравнительных жизнеописаний героев революционной эпохи – общественных деятелей, политиков, революционеров, террористов, деятелей культуры, религиозных деятелей – для которых революция стала исходной точкой и (или) трагическим венцом биографии. Революция соединила их судьбы в неразрывном единстве, в контрастах творчества и убийства, разрушения и созидания.
В книге историка, поэта и публициста Анджея Иконникова-Галицкого разнообразные жанры и темы — от эссе и драматических сцен до биографических очерков — сплетаются в единое полуреальное-полуфантастическое путешествие сквозь историческое и современное пространство Петербурга. Действующие лица — поэты, террористы-революционеры и святые, знаменитые и малоизвестные: Леонид Каннегисер, Вера Засулич, Даниил Хармс, Михаил Кузмин, Василий Розанов, митрополит Антоний Сурожский, профессор Позднеев (прототип Воланда), Виктор Соснора — люди, чьи судьбы вплетены в контрастный узор русской истории и культуры XX века.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В настоящей книге чешский историк Йосеф Мацек обращается к одной из наиболее героических страниц истории чешского народа — к периоду гуситского революционного движения., В течение пятнадцати лет чешский народ — крестьяне, городская беднота, массы ремесленников, к которым примкнула часть рыцарства, громил армии крестоносцев, собравшихся с различных концов Европы, чтобы подавить вспыхнувшее в Чехии революционное движение. Мужественная борьба чешского народа в XV веке всколыхнула всю Европу, вызвала отклики в различных концах ее, потребовала предельного напряжения сил европейской реакции, которой так и не удалось покорить чехов силой оружия. Этим периодом своей истории чешский народ гордится по праву.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.