Тридевять земель - [35]

– Здорово, Николай, – весело поздоровался Рябинин.

– М-м, – промычал Николай Афанасьевич, протягивая кряжистую руку, – во-он кто. Землю, слыхал, оформляешь?

– А то. Что за бюрократия у вас тут? Я думал, это у нас в Москве только. – Он рассказал про архивариуса и спросил:

– А вы-то мне не можете дать эту выписку?

– Из похозяйственной книги? Без архивной справки – не можем, – покачал головой Николай Афанасьевич. – Порядок такой. А кто ж там у нас на архиве? – обратился он к уже знакомой Михаилу секретарше.

– Да кто, – сказала та, – Усачёв же.

– От же ж, – Николай Афанасьевич хлопнул себя по колену, – то ж наш, – обратился он уже к Михаилу, – Сашка Усачёв. Нины Васильевны, бухгалтерши, сын. Ва-ажный стал. – А ну-ка набери мне его, – велел Николай Афанасьевич секретарше, и пока она набирала номер, склонился к Михаилу:

– Нину Васильевну помнишь?

Нину Васильевну Михаил не помнил.

– В пенсионный фонд уехал? – повторил Николай Афанасьевич за секретаршей и развёл руками. – Занято-ой. Ну, я его достану.

– А школа есть ещё? – спросил Михаил.

– Школу убрали от нас, – печально вымолвил Николай Афанасьевич, – а какая школа была! Детей сейчас сорок человек, автобусом в Сараи возим.

Михаил помолчал, соображая, хорошо это или плохо, но, судя по выражению лица Николая Афанасьевича, было это хуже некуда.

– Слушай, – спохватился Михаил, – я Людмилу в кадастровом отделе встретил.

– Да, – подтвердил Николай Афанасьевич, посмотрев в окно, – Людмила приезжает. – На лице его промелькнула какая-то застарелая печаль. – Она ж в Москве училась, замуж там вышла. – Он помолчал. – Развелась там, или что, не знаю, – махнул он рукой. – Сейчас в Рязани, в социальной службе.

– Ого! – воскликнул Михаил, но Николай Афанасьевич не увидел здесь ничего необычного.

– Ты межевать-то будешь? – вернулся он к земле.

– Да с кем мне тут межеваться?

– Не скажи, – Николай Афанасьевич склонил голову и прищурился. – Тут сейчас паи скупают – такая чересполосица пошла. Армяне за Прилуками свинарник строят, на Дубцах племенной репродуктор уже отгрохали. А газ протянут да асфальт вам на том краю положат? Вон и москвичи этой весной приезжали, всё под дачи себе ищут. Мы уж тут как в кольце блокады, – улыбнулся он секретарше и сказал Михаилу: – Дай-ка свидетельство гляну.

– Ох, исчёркано всё, смотри, Лена, погоняют они его. Тут одно, там другое… Что это? – разбирал он. – И на что они тебе? – хмыкнул он. – Пятнадцать двор – это я понимаю. А восемьдесят пять ещё на кой? Садить, что ли, там будешь? Только налоги плати.

– Ничего, пригодятся, – подмигнул Михаил, забирая свидетельство и укладывая его в папку. – Чтоб деды в могилах не ворочались.

– Ну, смотри, – сказал Николай Афанасьевич. – Дозвонюсь до Сашки, уговорю, может, пораньше сделает. Спешишь? Вот, у тебя и времени на деревню нету, а гектар оформляешь. Это пока налог низкий, а то, погоди, сейчас дооформят всё – так влупят, мама не горюй! Для этого и делается. Хотя вы в Москве там богатые. Ну, бывай, – пожал он Михаилу руку, слезая со стола. – Мне вон косилку чинить надо. Взял, понимаешь, косилку у мордовских, половина-то дворов пустые стоят, позаросло всё, уже дорога как тропинка, ну хоть обочину чуть в порядок привести, так в крапиве на железяку напоролся. Людей только подвёл. А починить восемь тысяч стоит. И где взять? У меня бюджет – девяносто тысяч. По десять на фонари идет – шесть фонарей. Ну и остается – сам сосчитай.

– Слушай, – задержался ещё Михаил. – А что там с Сашкой-лётчиком случилось?

Николай Афанасьевич переглянулся со своей секретаршей.

– Погорел, – сказал он и, заметив, что ответ его оставляет у Михаила какие-то сомнения, добавил: – Что, не бывает такого разве?

Михаил молча пожал плечами.

* * *

В Сапожке мобилизация прошла совсем спокойно. Винные лавки были заперты. От города каждому из призванных даны были чай, сахар и закуска на дорогу.

Масленая прошла невесело и прекратилась с первым звуком торжественно-печального, редкого и медленного великопостного благовеста.

Отец Восторгов на время великого поста облачился в тёмно-лиловое одеяние. Дума ассигновала 600 рублей в пособие осиротевшим семействам воинов.

Сообщение о смерти вице-адмирала Макарова произвело громадное впечатление во всей России. Александре Николаевне рассказали, что вечером в рязанском театре во время антрактов публика собиралась группами для чтения горестной телеграммы. Многие уехали даже в половине спектакля. По требованию оставшихся был исполнен национальный гимн.

Собравшись с духом, Александра Николаевна села писать письмо Капитолине Николаевне. Несмотря на некоторую давнишнюю размолвку мужа её со Степаном Осиповичем, Павлушу Макаровы любили, и во время своих виллежиатур он частенько навещал их в их летней даче в Старожиловке.

Написав письмо, Александра Николаевна так разволновалась, что буквально не могла приискать себе места, и, чтобы успокоить нервы, подсела к пианино разучивать мелодичный марш "Стессель" Михайлова, посвященный генерал-адъютанту Стесселю, только что изданный фирмой Юлий-Генрих Циммерман.

17 апреля подошла Пасха. По рукам крестьян ходили списки неизвестно кем написанного стихотворения, наверное, скопированного из "Сборника русского чтения" или из "Родины".