Тридцатник, и только - [50]

— Иногда все кажется таким … эфемерным, — задумчиво продолжал Фил. — Не поймешь, где реальность, а где выдумка. Взять хотя бы тебя, я и не надеялся, что ты придешь. Думал, может, мне почудился этот телефонный разговор и ты почудилась. Но вот ты здесь! И это здорово. Знаешь что? — вдруг разволновался он. — Мне все равно, что мы будем делать. Все равно, о чем будем говорить и где. Мне хватает того, что ты здесь, передо мной, что я тебя вижу. Вот и все.

Фил опять погрузился в молчание. Надин выудила из сумки кошелек.

— Давай я угощу тебя, — она положила ему руку на плечо, ее сердце разрывалось от сочувствия и жалости. Бедняга Фил.

— Ладно. Спасибо.

Бармен Мардоу нагнулся к уху Надин.

— Все в порядке? — осведомился он, по-шотландски раскатисто.

— Да, — махнула рукой Надин, — конечно.

— Вы бы поосторожнее с этим парнем, — Мардоу взглядом указал на согбенную фигуру Фила. — Жизнь у него была не сахар.

— Знаю. Он мне все рассказал.

— Беда с этим Филом, так что приглядывайте за ним. Хватит с него неприятностей. Так что закажем?

Когда Надин вернулась с напитками к столику, Фил бросил на нее благодарный взгляд:

— Спасибо. Спасибо, Надин Кайт.

Надин нервно улыбнулась, подумав, что она не просто ступила на опасный путь, но мчится по нему со скоростью ветра, и если сейчас, вот сию минуту, она решит остановиться и свернуть в сторону, то будет уже поздно, дорогу назад она уже не отыщет.

Глава восемнадцатая

Дилайла пришла не с пустыми руками. Так же, как и непрезентабельная собачонка, невесть откуда взялись два огромных, угрожающе раздутых чемодана.

— Ты уезжаешь? — осведомился Диг, подозрительно поглядывая на чемоданы.

— Понимаешь, в чем дело, — Дилайла скорчила гримаску. — С Мариной мне не ужиться. Мы… только что крупно поссорились.

— С Мариной? Из-за чего?

— Да не из-за чего. Она набожная лицемерная старая ханжа. Не знаю, зачем я вообще приехала к ней. Могла бы остановиться в гостинице, но туда не пускают с собаками. А она стала угрожать, что донесет моей матери, что я в Лондоне, вот я и послала ее куда подальше, сложила вещи и ушла… Ты бы видел ее лицо! Такое впечатление, что ее никогда в жизни не посылали. Нет ничего хуже разобиженной монашки, уж поверь мне… — Повисла пауза, Диг молча переваривал информацию и готовился к неизбежному.

— В общем, — снова заговорила Дилайла, — я понадеялась, что мы с Дигби могли бы перекантоваться у тебя некоторое время. Хлопот не доставим, обещаю, и съедем, как только найдем жилье. Мне не к кому пойти, Диг; с матерью я не разговариваю, а у братьев полно детей, и в любом случае я пробуду у тебя всего несколько дней. Что до Дигби, то он абсолютно домашний и очень спокойный. — Маленькое чудовище с визгливым рыком набросилось на обтянутый вельветом диван. — … Обычно спокойный. Сейчас бедняжка разнервничался, все так непривычно для него. Я могу готовить и убирать квартиру. Хотя, — Дилайла оглядела сияющую чистотой прихожую, — в этом, кажется, нет необходимости. Так что скажешь? — И Дилайла ослепительно улыбнулась.

На мгновение Диг утратил дар речи. Разум подсказывал, что в квартире маловато места для женщины, собаки и двух набитых вещами чемоданов, но сердце твердило, что, если головокружительно прекрасная женщина просит о приюте, отказывать нельзя. Пока он мучился над этой дилеммой, неловкая тишина была нарушена звонком.

— Доставка на дом, — раздался из домофона голос с индийским акцентом.

— Последний этаж. — Диг вдруг засуетился: на него разом столько свалилось — люди, животные, чемоданы — и все сгрудились в крошечной прихожей. Что-то надо было убрать. — Хорошо, — обернулся он к Дилайле. — Давай-ка я возьму твои чемоданы.

— Ой, — обрадовалась Дилайла, — правда? Я могу остаться? Спасибо! Огромное спасибо. — Она порывисто обняла Дига за шею и прижала к себе.

Руки Дига медленно обвили Дилайлу за талию; сквозь влажное пальто он нащупал ее позвонки, ощутил гладкость кожи на бедрах, упругую мягкость груди, жар, исходивший от ее тела, и когда губы Дилайлы прижались к его раскрасневшейся щеке, он подумал, что поступил совершенно правильно, впустив ее.

Глава девятнадцатая

Надин пьет по крайней мере пятую рюмку водки.

И очень большую рюмку. В два-три раза больше, чем порция в баре. Сначала она смешивала ее с лаймовым соком, но потом махнула рукой. И сейчас пьет чистую водку, без льда, не чувствуя ее вкуса.

Когда Фил пригласил ее к себе после закрытия паба, она поначалу отказалась. Хотя они очень приятно провели время, чему немало способствовали четыре пинты пива, поглощенные Надин, но цепь ужасных событий, тянущаяся за Филом, все туже стягивала ей виски, и Надин хотелось одного: убраться подобру-поздорову, пока голова окончательно не треснула.

Но Фил воспринял отказ с таким огорчением, казалось, он вот-вот расплачется, и Надин внезапно передумала: «О черт, ведь он сирота, у него никого нет». И не понимая, что творит, согласилась зайти к нему выкурить сигаретку — чтобы совесть потом не грызла.

Фил жил на Холлуэей-роуд; поднявшись на третий этаж по гулкой бетонной лестнице, они попали в квартиру, обстановка которой напоминала жилище стариков.