Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства - [83]
Вся эта политическая концепция была понята и воспроизведена в московском ответе в такой формулировке: «Наши царственные персоны и наши державы, соединившись вместе, устрашили бы всю вселенную»[180].
Деэ сообщил в Москве, что Франция находится в дружбе со всеми государствами, кроме трех, с которыми она во вражде [«в недружбе»]: «Недружба у их короля Людовика с цесарем да с испанским королем. ас королем польским у их короля Людовика недружба потому, что польский король помогает цесарю, а у их короля Людовика с цесарем римским недружба». Дом Австрийский, а в нем особенно император, — «други» польскому королю, который сам «цесарева роду», «и с польским Сигизмундом королем они стоят заодно и помощь польскому королю чинят немалую… А то они [французы] ведают подлинно, что цесарь римский с польским королем заодно, меж себя они свои, цесарева дочь идет замуж за польского королевича, и друг другу помогают. А царскому величеству с государем его Людовиком королем потому же быть в дружбе и в любви и на недругов стоять заодно». Это было не что иное, как предложение военно-политического союза, скрепленного договором. На вопрос бояр, значит ли это, что французский король может прислать войска [«ратных людей»], Деэ ответил утвердительно; однако главный упор он сделал на то, что, поскольку Франция будет продолжать воевать с императором, поляки уже не станут получать от последнего помощи, и в этом выразится военная помощь французского короля московскому царю. «Поляки, которые соединились с домом Австрийским и о давних лет недруги короны французской, имеют великий страх перед великим князем от такого союза [с Францией]»; они «уймутся и не посягнут вскоре на ваши земли», узнав о франко-русском союзе, ибо «от дома Австрийского помощи польским людям против великого князя не будет, потому что они, австрийские, с королем французским воюют». Сообщаются подробности о причинах и ходе войны за Мантуанское наследство в Италии между Францией и Габсбургами, подчеркивается, что Франция предполагает вскоре усилить военные действия против императора, а император со своей стороны предполагает, как только кончится его война с Людовиком XIII, направить все свое войско на помощь Сигизмунду III[181].
Даже торговые сюжеты[182] Деэ непосредственно связывал с международными политическими проблемами. Главный источник финансового могущества Австрийского дома, говорил он, это морская торговля Испании с Востоком. Если бы французские купцы получили разрешение ездить на Восток (в Персию) сухопутным путем, через Московское государство, Габсбурги лишились бы своих доходов, которые достались бы целиком Московскому государству и Франции. «Надобно унять и помешать, чтобы князья австрийские от восточной торговли прибыли себе не чинили, а то мы заметили, что они теми прибыльными деньгами, которые в прошлом году собрали, многих ратных людей наняли и на помощь к польскому королю послали против шведского короля, и если им государь [московский] в восточной торговле помешать не велит, они и впредь польскому королю помогать будут. И лучше б было, чтоб от восточной торговли государю [московскому] прибыль вышла, нежели недруги его тем обогащались». А стоит ему разрешить свободный проезд в Персию французам, французское государство «начнет Австрийский дом теснить и торговлю его восточную отымет, и у них силы убудет, и польскому королю помогать они не будут»[183].
Помимо общности врагов, Франция и Московское государство связаны и общностью друзей. Деэ разъяснял дружественные отношения французского короля с Англией, Голландией и Данией. Особенно же подчеркивал он дружбу Франции со Швецией и с Турцией. Деэ отметил, что он по пути был прекрасно принят Густавом-Адольфом. В царской помете на докладной Деэ, врученной боярам, специально предписывалось уточнить, чем «французский [король] помогает шведскому». И Деэ привел число солдат, будто бы уже посланных из Франции в помощь Густаву-Адольфу в прошлом году и намеченных к отправке в нынешнем. Но о особой многозначительностью Деэ говорил о франко-турецкой и русско-турецкой дружбе. Французский король — «турецкому султану друг… и царскому величеству турецкий султан друг же»: французский посол и сейчас живет в Константинополе, и Людовик XIII «наказал послам своим, чтоб они русским людям и православным [гречанам], которые при них будут в Цареграде, во всяких делах помогали и всякую добрую помощь им чинили», и Людовик XIII готов поручить своим послам в Константинополе всякую иную услугу, какую захочет царь»[184].
Этот упор на турецкую проблему был, по-видимому, не случаен. Именно после этих слов Деэ неожиданно прервал свою речь перед боярами (при первой встрече) и, согласно записи, «помолчав немного, говорил, что наказано ему говорить и о иных делах, только ныне не говорит для того, что вскучно им, боярам»
