Тридцатая застава - [47]

. Нет, бороться с управляющим — все равно, что выходить с вилами против ветра.

Правда, у Марики есть заступник. Недобрым огнем вспыхивают глаза у Думитру Лабу при встречах с управляющим. Вот только беда, что слишком тесно у них со старушкой матерью в маленькой хатенке с полусгнившей крышей. Для одной Марики нашлось бы место. А куда им с женой деваться?

Думитру молод, у него крепкие руки и светлая голова. Построит настоящую касу[8] из дикого камня, и тогда всем будет хорошо. А пока…

Тяжело задумался Тодор Падурару. В голове от мыслей шум. как в потревоженном улье от пчел, а морщины на сухом, почерневшем лице будто еще глубже прорезались.

И вдруг пришла неожиданная помощь. Кто мог подумать, что этот суровый, неразговорчивый майор, неизвестно для чего появившийся в поместье, окажется таким добрым человеком? И врача вызвал из Подгорска. и денег на лекарства не пожалел, и удар управляющего отвел. Прошло не больше двух недель, а в жизни бедного молдаванина сразу столько радости прибавилось.

«Очень добрый человек, даром что немец, — думал Падурару. подсчитывая, сколько денег истратил майор. — Чем я оплачу за его доброту?»

2

В октябре жизнь на заставе вошла в нормальную колею. Тщательно исследована местность нового участка границы, изучены привычки и поведение румынской стражи, подготовлены необходимые сооружения и огневые точки. Установлен тесный контакт с местным населением. Иван Недоля оказался хорошим помощником в этих делах. Ему помогали Ванда и Попович, оставшийся на работе в местной больнице. А вскоре и жена Тимощенко Марина была переведена на работу в Ольховскую школу. Постепенно создавался в местечке актив, возглавивший перестройку работы по новым, советским порядкам.

Труднее всего приходилось политруку. Он все еще продолжал выполнять обязанности главного консультанта по всем вопросам общественной жизни. Нина с детьми оставалась в Москве, и новая квартира, как и во время холостяцкой жизни, превратилась в зал ожидания для транзитного пассажира.

Не лучше чувствовал себя и старшина Денисенко. Варвара Сокол категорически отказалась переезжать в Ольховое. «Что мне там делать? Был бы колхоз…» Колхоза не было, а иждивенкой быть не привыкла.

В эти дни прибыло новое пополнение, и неустроенность в личной жизни забывалась. Надо готовить к уходу пограничников, отбывших срочную службу, и одновременно обучать молодых бойцов.

Из штаба отряда сообщили, что заставе предоставили два места для тех, кто из старослужащих пожелает поступить в военное училище и всю жизнь посвятить охране рубежей Родины. Желающих оказалось много. И первым экзаменом для них стало комсомольское собрание. Рекомендовали лучшего пулеметчика сержанта Егорова и инструктора служебных собак Селиверстова. Больше всех огорчались Денисенко и Великжанов.

— А вы ничего не теряете, — успокаивал их политрук. — Поработаете с новичками на сверхсрочной годик, а там и перед вами откроется семафор… Если любите свою работу, никуда от вас училище не уйдет.

И те остались на сверхсрочную службу.

Замена воинов границы новичками — сложное и хлопотливое дело. Здесь у каждого определенный круг обязанностей, и пока новичок не усвоит их, «старик» не уйдет с границы. И началась перестановка сил, ознакомление с обязанностями и обстановкой, передача оружия к опыта.

Селиверстов знакомил бывшего пастуха из Башкирии Тагира Нурмухаметова со своим хозяйством, объясняя ему сложные обязанности проводника служебных собак, характер и повадки овчарок.

— С собаками у меня давняя дружба, — говорил невысокий, худой, но жилистый Тагир. — В нашем пастушьем деле собака — первый помощник.

Слесарь из города Дно Василий Иванов, высокий, полный блондин, принимал у Егорова станковый пулемет. Самоуверенный, насмешливый, он снисходительно слушал наставления бывалого пулеметчика, посмеиваясь над описанием знакомых ему боевых качеств «максима».

— Ты не смейся, Василий, это тебе не велосипед, на нем девушек катать нельзя, нередко на спине приходится его таскать. Зато никогда тебя не выдаст. Но надо ухаживать за ним…

— Машинка эта — не девушка, нечего за ней ухаживать, — отмахнулся Иванов. — Посложнее машины видали. И если случится, то и девушек покатаем на ней. Это уж тебя не касается…

— Да ты соображаешь, что говоришь? — вскипел Егоров. Ты же присягу принимал!

— А что ты мне лекцию читаешь, как профессор какой? — с непонятной злостью в голосе отрезал Иванов. — Без тебя разберемся, что к чему…

О пререканиях со строптивым новичком узнал Кольцов. Сделав замечание новичку, он сам проверил его познания. Оказывается, парень действительно разбирается в оружии. Но откуда эта злость?

— Занозистый парень, возни с ним не оберешься, — поделился капитан своими наблюдениями с Байдой.

— Ничего! Оботрется, отшлифует острые углы и будет, как сказал бы Шумилов, настоящий солдат. Люблю занозистых.

— Имей в виду: повар на заставе главная фигура, — поучал Денисенко Ивана Хромцова, работавшего до призыва на Харьковском тракторном заводе. — Я сам два года поваром отчебучил…

— Что же это получается, товарищ старшина? Я тракторы на заводе делал, а здесь придется разные окрошки да тефтели варганить, — не то в шутку, не то с обидой говорил харьковчанин.