Тридцатая застава - [20]

— Что ж, дадим вам возможность подумать, а тем временем и с вашим батькой познакомимся…

Поняв, что дальше притворяться бессмысленно. Адам побледнел: такого хода он меньше всего ожидал.

— Хорошо… Буду говорить правду… — На этот раз он совершенно отбросил маску наивного селюка и заговорил на чистом, немного книжном русском языке. — Меня действительно послали. В Ольховом, у помещика Фишера, живет некий немецкий майор, кажется, Шмитц его фамилия. Познакомился я с ним недавно в Тернополе. Он и попросил передать Таратуте какие-то инструкции, может быть, и шифры. Конечно, за приличное вознаграждение. Вот я и согласился по легкомыслию. Знаете, жизнь дорожает, а заработки при наших польских порядках низкие…

Эту легенду он сочинил без ведома шефа на крайний случай.

— Откуда вы знаете Таратуту? Кто здесь еще на связи у этого Шмитца?

— С Таратутой я знаком давно, он обучал нас лыжному спорту. Потому я и встрял в такое дело. А о связях немца мне ничего не известно…

— Хорошо. Мы подождем, пока вы вспомните, — прервал его начальник УНКВД. Когда задержанного увели, он приказал Кузнецову и начальнику следственного отдела майору Стусю: — Допрос продолжать. Агент, видно, не очень опытен и уже дал трещину. Нам очень важно знать характер связи Шмитца с Ярченко и Таратутой. Последних пока не трогать, продолжать неослабное наблюдение. О перехваченных шифрограммах немедленно докладывать мне…

5

И потекли на границе дни ожидания. Все понимали: не дождавшись своего ходока, противник снова попытается связаться с резидентом.

Неподвижный наряд у «белокурых подружек» — так назвали пограничники группу березок: они в самом деле походили на пригорюнившихся девушек в ожидании милых — возглавил повар Денисенко.

«Пожалует сегодня гость или нет?» — думали пограничники. напряженно всматриваясь в еле заметные в сплошном тумане кусты на сопредельной стороне. Туман густел, и Великжанов зябко ежился, натягивая плащ на взмокшие колени. Привычные очертания знакомых предметов словно таяли и постепенно расплывались в молочной мгле. Только по звукам можно предполагать, что делается на границе. Но туман и звуки скрадывает.

— Туман до костей добирается, — прошептал Кирилл. — Да и не видно ничего. Не лучше ли выбраться на бугор? Виднее будет…

Подумав, Денисенко согласился — ведь это почти рядом — и, подав знак Великжанову, бесшумно двинулся вправо. Вот и бугор. Здесь действительно было виднее. Но впадина с березами по-прежнему тонула в темно-серой мгле.

В ту ночь на поверку вышли старшина Тимощенко и проводник служебной собаки Селиверстов. Перед рассветом они прибыли к месту, где положено быть наряду Павла. Но, как ни всматривались, никаких признаков присутствия люден не обнаружили.

— Странно. А пусти-ка Рекса, пусть хорошенько тропку обнюхает, — приказал Тимощенко, но и собака ничего не обнаружила. — Случай небывалый… Придется нам охранять сектор до утра…

Сотни предположений рождались в голове старшины, одно страшнее другого. Ребята проверенные, надежные. Может, внезапное нападение бандитов? А может, пошли на преследование? В таком тумане все может случиться…

Откуда-то выпорхнул предутренний ветерок, заколыхался туман над рекой, начал расползаться, образуя кое-где просветы. В одном из них Селиверстов заметил промелькнувшую тень. Потом вырисовалась фигура человека, осторожно ступающего через речку. Учуяв неладное, Рекс вздрогнул, сжался в комок, готовясь к прыжку.

— Придержи… — шепнул Тимощенко, заметив волнение собаки, и привычным движением поставил затвор винтовки на боевой взвод. Селиверстов достал из кобуры револьвер.

То теряясь в еще не рассеявшемся тумане, то изредка выделяясь в серой мгле, темная фигура пробиралась между кустами к подножию холма. Старшина пополз к реке, чтобы отрезать путь к отступлению. Он был уже почти у кромки воды, когда неизвестный, должно быть, что-то заметил впереди и огромными прыжками бросился обратно к реке. Отпущенный Селиверстовым Рекс в несколько прыжков настиг бегущего и повалил его на землю. Одновременно к задержанному подбежали Денисенко и старшина.

— Мо-ло-дцы, — смерив уничтожающим взглядом незадачливый наряд, произнес старшина таким тоном, который ничего хорошего не сулил ребятам. — Мы еще поговорим об этом…

Провинившиеся сгорели от стыда и смущения. Старшина никогда напрасно не отчитывает бойцов, это всем известно. А теперь еще начнется проработка на собраниях…

— Задержание запишем на Рекса, — словно издеваясь над ними, тихо пообещал Тимощенко, пока обыскивали нарушителя.

Тот охотно подчинился этой процедуре, сам достал из потайного кармана какую-то измятую листовку и, пристально всматриваясь в лица пограничников, возбужденно что-то объяснял на своем родном языке. Похоже, он даже рад, что все так удачно получилось.

Ребята со школьной скамьи сохранили десятка два немецких слов, но ничего не поняли из его рассказа. Не сумели разобраться и в листовке. А нарушитель, тыча пальцем себе в грудь, несколько раз повторил:

— Их бин политише эмигрант, ферштейн?

— Ферштейн, ферштейн, — спокойно отвечал старшина, рассматривая документы. Кроме листовки, были обнаружены обычный немецкий паспорт, похожий на наш, только немного крупнее размерами, и какое-то удостоверение, напоминающее наш заводской пропуск. — Вот только в толк не возьму, почему «политише эмигрант» пытался бежать обратно… Но это уж начальство выяснит… Ферштейн?