Тридцать второй калибр - [3]

Мы едва выехали на дорогу, когда из клуба выскочил кто-то из слуг.

— Мистер Томпсон! — крикнул он.

Я остановил машину и подождал, пока он не подбежал.

— Что случилось?

— Вас просят к телефону.

Я выпрыгнул из машины и отправился в клуб. На веранде располагались обычные группки пьющих чай или играющих в бридж. Пока я взбегал по ступенькам, мне казалось, что все они смотрят на меня, по крайней мере, с любопытством, если не с жалостью. Не было никакого смысла возиться с газетчиками, если все эти сплетники проведают о скандале.

Я поспешил к телефону, но захлопнул за собой дверь в кабинку. Взяв трубку, я ожидал услышать в ней голос репортера, интересующегося, а правда ли, что миссис Джеймс Фельдерсон убежала с Фрэнком Вудсом. Моему мозгу не давала покоя мысль о том, что эту новость мог услышать целый мир.

— Алло, — сказал я.

— Уоррен, это ты? — спросил голос Хелен.

— Хелен! — воскликнул я. — Где ты?

— Я дома. Уоррен, послушай! Ты видел Джима?

Ее голос был слаб и необычно тих.

— Да, да. Он здесь, со мной.

— Тогда вызови его сюда, и побыстрее! Уоррен, пожалуйста, быстрее!

— Но, Хелен…

— Пожалуйста, не задавай вопросов, — ее голос на том конце провода на мгновение запнулся. — Я… я не могу ответить сейчас, но позови Джима и побыстрее!

Аппарат щелкнул, и я выскочил из кабинки. У меня в мозгу проносились тысячи вопросов. Почему Хелен дома? Может, Фрэнк Вудс не смог явиться на свидание или решил удрать с еще с чьей-нибудь женой? Или, может, Хелен пришла в себя и смогла увидеть не только блестящую обертку, но и мерзкую сущность Фрэнка Вудса, и после этого решила вернуться к мужу? Помимо этих вопросов, догадок и надежд мое сердце переполняло благодарение за то, что непоправимый шаг так и не был сделан. Что-то вмешалось и спасло Джима от скандала и позора.

Должно быть, с моим лицом было что-то не так: когда я рассказал Джиму, что говорил с Хелен, он перебрался на водительское сиденье и задал мне только один вопрос:

— Где она?

— Дома! — выпалил я. — Мчись, как черт!

Я мог бы уберечься от последующих проблем еще до того, как сел в машину. Раздался рев мотора, грохот выхлопных газов и треск коробки передач. Мы понеслись вниз по улице с такой скоростью, что у меня на глазах появились слезы, а в сердце — благоговейный страх.

Я до сих пор не могу сказать, каким образом мы избежали аварии — по пути в город Джим ни разу не снижал скорость. Он сидел, сжав зубы и выжимая из маленького автомобиля все больше и больше газа. Трижды я видел приближение смерти в виде транспорта, пересекавшего дорогу, но каким-то образом мы снова и снова увертывались. Как-то раз легковушка и фургон почти полностью перекрыли проезд, но Джим устремился в крохотный зазор между ними, и, когда я открыл глаза, оказалось, что мы пробились вперед, оставив позади проклинающих нас водителей. После этого я забыл о своих страхах, и горячая кровь пронесла по венам восхитительное чувство, ударившее мне в голову. Мы сделали последний поворот на долгом пути к дому Джима, и мое сердце остановилось.

У входа в дом стоял автомобиль Фрэнка Вудса.

Глава II. Двое мужчин и женщина

Если бы Хелен была одна, я бы оставил здесь Джима, а сам бы ушел, ведь то, что они сказали бы друг другу, не предназначалось для посторонних ушей. Но когда я увидел машину Фрэнка Вудса, то почувствовал: может потребоваться холодная голова. Выражение лица Джима не предвещало ничего хорошего: пока он шел к дому, все его мускулы казались напряженными. У двери он замешкался, то ли позволяя мне догнать его, то ли из-за отвращения к предстоявший встрече. Как бы то ни было, мы вместе вошли в темный холл.

Хелен стояла у входа в гостиную: ее высокая фигура была выпрямлена, голова гордо поднята, одна рука была поднята, а вторая утопала в бархатных портьерах. Она была в сером дорожном костюме, пальто которого лежало на спинке стула. Рядом лежал большой саквояж. Тон ее голоса во время телефонного разговора заставил меня предположить, что мы найдем Хелен встревоженной и заплаканной, но сейчас она выглядела спокойной и собранной, как будто просто позвала нас на чай. Ничто в ней не выдавало былого волнения, кроме разве что слабо заметных следов от недавних слез. Джим же, напротив, был перепуган, его лицо было бледным, как тесто, и на нем проступили капельки пота.

Хелен жестом пригласила нас войти, и я вошел, сжимая руку Джима. Вудс стоял у окна — спиной к нам. Вся его поза была столь наиграна и выражала такое презрение, что я почувствовал, как волоски у меня на загривке встают дыбом от антагонизма к нему. Услышав нас, Вудс с презрительной медлительностью обернулся, но, увидев безмолвное страдание на лице Джима, он сам внезапно покраснел. Хелен пересекла комнату и села на диван, за которым стоял Вудс. Целый спектакль: ее выбор места, где сесть; восторженный взгляд, который она бросила на него; поза, в которой она сидела — все показывало, кого из мужчин она любит. Я потерял всякую надежду на то, что она вернется к Джиму. Хелен заговорила первой.

— Ты видел утреннюю записку?

Джим облизнул пересохшие губы и едва слышно ответил:

— Да.

— Тогда нет нужды рассказывать тебе, что я решила уйти к Фрэнку.