Тридцать третий ход - [3]

И, сделав ход, гроссмейстер хлопнул ладонью по кнопке.

Белые ответили" быстро, и только тут он заметил, что противник не ведет записи партии. Нарушение правил! Но этот парень сам по себе - сплошное нарушение... "Сейчас подзову судью, - подумал Опелс, - пусть вправит ему мозги. Чувствует, верно, что попадет в цейтнот, время хочет сберечь". Он выразительно посмотрел сопернику в глаза. Тот даже не шелохнулся. Звать судью было лень, близость легкой победы завораживала... "А вот возьму и рискну, и сыграю гамбит, - капризно подумал он. - Знает, поди, что я не играю гамбитов. Изучил небось мои партии по журналам все до единой. А я возьму и сыграю. И что ты мне сделаешь?"

- Гамбит... - вдруг проскрипел Лопес.

Гроссмейстер почувствовал, как деревенеют скулы. Перехватило дыхание...

- Рукопись, найденная в Сарагосе...

Опелс попытался улыбнуться. Губы не слушались.

Лопес цедил слова.

- Рукопись нашел я. В горах, в развалинах замка. Трактат о шахматной игре. Нет, вы не слыхали о гамбите Уэска! Что ж, сегодня в последний раз... Это начало начал шахматной игры, ее сокровенный смысл, Песнь песней... На турнире в Ла-Корунье, в последнем туре, я встречался с Вальядолидом. Кастильский идальго, отважный и гордый, заносчивый и неприступный. За доской ему не было равных. Там, где простой смертный видел на пять ходов вперед, он видел на десять. Он никогда не ошибался, и, как при дворе короля, каждая фигура знала у него свое место. Никто не мог одолеть Вальядолида. Его любимым изречением было: "Шахматы - это я!" И вот... - голос Лопеса задрожал. - В рукописи, черным по белому, было написано: "Гамбит Уэска дает победу не позднее тридцатого хода. Маэстро, чья игра бессмертна, как рука художника, под страхом ужасной смерти, ожидающей весь род его до седьмого колена, не должен применять этот гамбит дважды". И дальше: "Некий странствующий монах, коим этот гамбит был применен дважды, окаменел за доской в позе безысходной тоски, а женщина, имевшая неосторожность поделиться своими знаниями с двумя сыновьями, не будучи вовсе беременной, родила двуглавого ягненка". - Он помолчал. - Я применил этот гамбит в партии против Вальядолида - в первый и единственный раз. И он проиграл мне, хотя только на тридцать третьем ходу. Вот какой силы это был шахматист! В промежутке между тридцатым и тридцать третьим ходом день обратился в ночь, а лето - в зиму, десятиметровые океанские волны обрушились на Ла-Корунью... Не снеся поражения, маэстро Вальядолид после этой партии навсегда оставил шахматы - а может быть, шахматы покинули его - и кончил свою жизнь затворником Понферрадского монастыря.

Лопес умолк.

Гроссмейстер сделал следующий ход и дрожащей рукой вдавил в корпус часов обжигающе холодную кнопку. По спине бежали мурашки. "Ну и наговорил... и все за счет моего времени... Что со мной? Чего я испугался? Самая обыкновенная психологическая обработка, не больше. Один обкуривает противника вонючей трубкой, другой гипнотизирует магнетическим взглядом, а Фишер вообще... Эх, Лопес, Лопес... Сосунок ты все же, если думаешь взять меня на абордаж своими бреднями".

Он встал из-за доски и подошел к окну. Завывал ветер; на тротуаре, словно обломок рухнувшего самолета, лежал кусок крыши, сорванный с какого-то дома. Он не смог разглядеть в стекле своего лица. Странным образом там маячило худое лицо Лопеса. Анфас, а не в профиль!

Раздался щелчок, и гроссмейстер поспешно вернулся к столу. Ничего особенного не произошло. Нормальный, ничем не примечательный ход.

Казалось, игра уже вошла в обычное русло. Лопес, не вникая в позицию, развивал фигуры, король его остался в центре доски. Рокировав в короткую сторону, Опелс планировал наступление на белого властелина, готовясь ввести в бой ладьи по линии "с". Рутина, конечно. Пусть этот сказочник определит место своему королю. В таких позициях обычно рокируются в длинную сторону.

И вот оно: белый монарх очутился на ферзевом фланге. Не задумываясь (все уже давно обдумано, шахматы игра древняя), Опелс продвинул на два поля пешку "с". Дальнейшее ясно. Выгодно расположив ферзя, черные продвинут пешку на поле, дважды защищенное белыми. Лопес возьмет пешку конем. Черные сдвоят ладьи и после вынужденного ответа белых пожертвуют (слышите? - пожертвуют!) качество. И король белых голенький. Из этой бани ему уже не выбраться.

Через два хода белые сыграли не так, как предполагал Опелс. Что за вычурный план! Ох, молодость, молодость... Ни за что не признает свое поражение сразу... Ну ладно, посопротивлялся бы несколько ходов для приличия... ан нет - бежит королем через центр с ферзевого фланга на королевский. Фантомас!.. Впрочем, мы готовы играть и здесь, пешки уже надвинуты. Так. Считаем... Он - туда, я - сюда. Шах пешкой. Лопес должен брать королем, а после шаха ладьей ему впору складывать бабки. Считаем еще раз... Возьмет мою пешку своей? Нельзя - черный ферзь заберет обе ладьи, и песенка будет спета. Песнь песней...

А?! Лопес берет пешкой и отдает ладьи? Да-а, слабенько, слабенько мы играем. Сколько ходов сделано? Двадцать пять... Еще пяток, и вам придется расписаться на моем бланке. Жаль немножко - в сущности, довольно симпатичный парень...