Тридцать пять родинок - [8]

И вот как-то раз, когда моя бабуля где-то задержалась, наверное в магазине, и не пришла за мной вовремя, я на выходе из школы попался двум каким-то десятиклассникам с красными повязками на рукавах, и они потащили меня по общей лестнице на пятый этаж.

Помните ли вы школьные лестницы во время перемены? Этот ор, эти свалки на ступеньках? Пацанов, катающихся по перилам и заглядывающих под юбки старшеклассницам? Девчонок, пробирающихся по стенкам и с визгом отбивающихся портфелями? Пинки сбоку, подзатыльники сверху, трубочки, плюющиеся гречкой, и рогатки из резинки «венгерка», стреляющие бумажные пульки в ответ?

В общем, если я сначала еще думал вырваться от этих двоих старшеклассников, то, попав на эту дикую лестницу, я просто обалдел и перестал сопротивляться. Я понимал — если даже я сейчас смогу вырваться, все равно до первого этажа через это месиво живым мне не пробраться. Поэтому я расслабился и позволил амбалам тащить меня за воротник по ступеням.

Добравшись до входа в актовый зал, они прислонили меня к стенке и начали совещаться. И вот что я понял.

Один из них, темный и усатый, давно и безнадежно был влюблен в девчонку не то из своего, не то из другого класса, но никак не решался ей в этом признаться, а второй, длинноволосый блондин, проиграл ему в карты, в американку, одно желание. И вот Усатый потребовал у Блондина, чтобы он через радиорубку завел на всю школу во время урока любимую песню своей пассии, битловскую Michelle, типа после такого девчонка сразу поймет, кто тут настоящий мужчина и кого надо любить.

Однако тут была проблема.

Единственный ход в радиорубку шел из кабинета физики, через лаборантскую. Пройти незаметно этим путем было совершенно нереально — в лаборантской хранились всякие хитрые физические приборы, поэтому дверь была обита толстенными листами железа и запиралась на какие-то немыслимые сейфовые ключи. Но зато из актового зала в радиорубку были вырублены два узеньких продолговатых окна, через которые школьникам иногда крутили фильмы, а дверь в актовом зале была самая обычная, деревянная.

Так вот, дождавшись, пока у учителя физики будет выходной, Усатый и Блондин смылись с урока, вскрыли дверь в актовый зал, но пролезть в радиорубку через узкие окошки не смогли, и поэтому отправились на поиски кого-нибудь помельче. Вот тут, как говорится, и получился мой выход: «Здравствуйте, а вот и я!»

Стащив с меня пальто и шапку, эти двое с трудом пропихнули меня через окошко в радиорубку, закинули мне вырезанную из журнала «Кругозор» драгоценную пластинку и, просунув внутрь руки с зеркалами, начали командовать, какие тумблеры включать и на какие кнопки нажимать.

Ну что сказать… Даже пописывая в штаны от страха, снять со стоящего на столе проигрывателя диск «Песни радостного детства» и пристроить на его место гибкую синюю пластинку «Битлз» я смог легко. Но вот дальше начались проблемы. Эти два урода, глядя внутрь через зеркала, постоянно путали, где лево, где право, я из-за этого делал, наверное, что-то не то, ну и кончилось это как в какой-нибудь дурацкой комедии — я случайно включил микрофон, и на всю затихшую на время урока школу разнеслось что-то вроде «Ну ты, дурак криворукий, не туда крутишь… Вон ту, другую кнопку нажимай, а это в другую сторону крути!».

Услышав свои голоса, громыхающие на весь актовый зал, Усатый и Блондин сразу поняли, что спалились, сурово погрозили мне кулаками, шепотом пообещали прибить меня и немедленно сбежали, а я остался внутри.

Сидя в рубке, я не слышал, что происходит снаружи, поэтому, когда старшеклассники неожиданно исчезли, я еще какое-то время пытался сообразить, что мне делать дальше, а потом решил, что лучше тоже смыться, но когда я полез на стол, чтобы оттуда просочиться в окошко, я наступил на снятую с проигрывателя пластинку детских песен, и она с хрустом сломалась.

Тут я понял, что пропал. Я понял, что наружу через узкое окошко самому мне не выбраться, а тут еще эта пластинка…

Я уселся на пол радиорубки и горестно зарыдал, не подозревая, что мой рев транслируется во все классы, во все холлы, на все лестницы, в спортзал и в столовую. Уже через минуту в актовом зале толпились какие-то учителя и дежурные; сколько их было, я не знаю — я только видел, как через узкие окошки ко мне тянутся какие-то руки, от этого мне становилось еще страшнее, и я ревел еще громче.

Уборщица, прибежавшая с ключами, чтобы спасти меня, вскрыла кабинет физики, но от лаборантской ключа у нее не было, поэтому для того, чтобы вскрыть железную дверь, прямо с урока вызвали военрука с трудовиком. Заметив, что кто-то шевелит ручку, я от страха завыл так, что казалось, громче выть уже было просто невозможно, но когда те двое снаружи попытались выбить дверь, оказалось, что можно и громче.

Короче, вспоминать все это мне очень неловко, поэтому скажу коротко: я рыдал без остановки часа три, до тех пор, пока с ключами от лаборантской в школу не прибежал вызванный из дома учитель физики. Все это время мой оглушительный рев транслировался по всей школе, печаля учителей, веселя учеников, распугивая пришедших за детьми родителей и доводя до истерики заждавшуюся меня на первом этаже бабулю.