Тридцать один день - [2]

Нового соседа тоже звали Андреем. Как же нам быть? Сначала мы решили Андрея с верхней полки звать Андреем Первым, а с нижней — Андреем Вторым. Но Андрей с нижней полки рассердился:

— Что я, царь или король какой-нибудь? Так только царей звали — Андрей Второй!

Тогда мы стали называть его Андреем Нижним, а другого — Андреем Верхним. Это было очень длинно. Но вечером выход был найден.

Андрей Нижний насмешливо спросил Андрея Верхнего:

— Что это тебя целая делегация провожала?

Андрей Верхний ответил:

— Это мама, бабушка и сестра. Я у них один мужчина в доме.

— У тебя что же, нет отца?

— Есть, — ответил Андрей Верхний, — но он редко бывает в Москве: он капитан и все время плавает в Черном море.

И потом, как будто невзначай, он добавил:

— У меня папа Герой Советского Союза.

Даже Профессор перестал читать стихи и поправил очки на носу, чтобы получше рассмотреть сына Героя Советского Союза.

А вечером Андрей Верхний хотел залезть к себе на верхнюю полку, но никак не мог подтянуться на руках. Андрей Нижний подтолкнул его плечом и помог вскарабкаться, а потом сказал:

— Где же твои мускулы? Эх, ты!.. А еще капитан!

С этой минуты все мы стали называть Андрея Верхнего «Капитаном», а Андрея Нижнего — просто Андреем.

Стемнело. Зажгли настольную лампу. Она была накрыта зеленым абажуром. Когда мы прошлым летом жили на даче, я любил ходить на станцию, особенно вечером, и смотреть, как мимо платформы проносятся дальние поезда, как пролетают белые таблички на вагонах, а в окнах мелькают зеленые лампы. И когда сегодня днем увидел в нашем вагоне зеленую лампу, то окончательно поверил в свое счастье: я еду далеко, к Черному морю!

Капитан улегся на верхнюю полку, и мы еще не успели попросить его, а уж он сам начал рассказывать про своего папу и про папины подвиги. Сначала все мы слушали с интересом. Кожанку свою он не снял, и она все время поскрипывала да похрустывала. А поезд все стучал: тук-тук, тук-тук, тук-тук… И голос Капитана становился все тише, а потом и совсем пропал: Капитан заснул. Андрей и Профессор тоже молчали. Тогда я тихонько достал толстую тетрадку и начал дописывать то, что не успел написать днем. Вагон дрожал, карандаш прыгал в руке, писать было неудобно.

В открытое окно врывался ветерок. И вот интересно: запах ветерка все время менялся. То он был сосновым, то речным, а то таким дымным, что хотелось чихать.

Снизу раздался голос Андрея:

— Саша, что это ты все время пишешь? И днем писал и сейчас. У тебя переэкзаменовка, что ли?

Голос раздался так неожиданно, что я не успел ничего придумать и сказал правду:

— Пишу дневник.

— Дневники пишут только великие люди. А тебе писать незачем.

Он, конечно, прав.

16 июля

Когда едешь в поезде, лучше не ложиться на полку, а стоять у окна или ходить по вагону: если ляжешь, то обязательно уснешь. Сегодня днем я лег всего на несколько минут и сам не заметил, как у меня закрылись глаза. Стучали колеса, а мне снилось, что папа взял меня к себе на завод, в свой цех, и там со всех сторон стучали станки.

Проснулся я от толчка в плечо. Я открыл глаза и увидел перед своим носом красное, взволнованное лицо Андрея. Он стоял обеими ногами на нижней полке, на которой с книгой в руках лежал Профессор. Колеса не стучали, не было и прохладного ветерка — значит, станция.

— Сашка, вставай! Скорее! — шептал Андрей.

— Что случилось?

— На станции такую вещь продают! Я через окно увидел. Такую вещь!

— Какую?

— Щенка! Ты понимаешь, щенка… овчарку.

— Щенок — это не вещь, а животное, — скучным голосом сказал снизу Профессор.

— Ну и пусть животное! Но зато какое животное!.. Сашка, мы с тобой обязательно должны купить эту овчарку. Будем ее воспитывать в лагере. А потом привезем в Москву и отдадим пограничникам.

— В Москве нет пограничников, — возразил Капитан.

— Во-первых, в Москве работают самые главные начальники всех пограничников. Они перешлют собаку куда надо. А потом, на Черном море тоже есть пограничники, только морские, — быстро шептал Андрей, все больше краснея от волнения.

Капитан лениво сказал со своей полки:

— Морским пограничникам совсем не нужны собаки. У меня папа — морской пограничник. Вот еще выдумал — собаку брать в поезд! Она спать не даст.

Но Андрей не обратил никакого внимания на Капитана и спросил меня:

— Сашка, у тебя деньги есть?

Я засунул руку в карман куртки и нащупал там небольшой сверток: мама дала мне на дорогу, на всякий случай, сто пятьдесят рублей. У меня еще никогда не было такой большой суммы. Я сказал Андрею, сколько у меня денег.

Он радостно зашептал:

— Вот здорово! Давай пятьдесят рублей. У меня тоже есть пятьдесят. А пятьдесят уже дал Профессор.

У Капитана Андрей почему-то не решился попросить денег. Мы не знали, сколько стоит щенок, но решили, что ста пятидесяти рублей хватит.

Можно было бы сразу бежать на станцию, но возникло одно препятствие. Оказалось, что на этой станции поезд стоит всего пятнадцать минут и ребят не выпускают из вагонов. С одной стороны вагона дверь на площадку была заперта, а с другой стороны стояла вожатая нашего отряда Катя. Она никого не пускала.

Сначала я не совсем понимал, зачем Андрею собака. Но, когда на пути к щенку оказалось столько препятствий, я понял, что собаку нужно купить обязательно, что даже глупо ехать в лагерь без собаки.