Тридцать дней войны - [27]

Между тем обстановка складывалась для китайских сил вторжения все более неблагоприятно. По официальным сообщениям вьетнамского генерального штаба, в первую неделю боев потери противника составили около 16 тысяч человек, к 27 февраля эта цифра поднялась до 27 тысяч. В день объявления всеобщей мобилизации китайцы потеряли уже 45 тысяч. Всего же потери агрессора за тридцать дней войны составили 62,5 тысячи солдат и командиров. При этом некоторые западные наблюдатели, которых отнюдь не заподозришь в пристрастии к СРВ, ссылаясь на буржуазных военных специалистов, называли цифру 100 тысяч. То есть, по самым скромным подсчетам, погиб каждый десятый китаец из 600-тысячного войска агрессора. Пекин потерял также 280 танков и бронетранспортеров, сотни автомашин, множество артиллерийских орудий и крупнокалиберных пулеметов, не считая стрелкового оружия и другого военного имущества.

В ходе боев выявились вопиющие недостатки в управлении китайскими войсками и их подготовке. Отсутствие тактической грамотности, неслаженность во взаимодействии танков, пехоты и артиллерии, которые порою не только мешали друг другу или действовали совершенно несогласованно, но и попадали под огонь друг друга, неумение скрытно сосредоточиться на направлении главного удара, плохая индивидуальная выучка и низкий боевой дух личного состава, нехватка транспорта, нежелание или неспособность командования среднего звена проявлять инициативу и самостоятельно принимать решения в изменившейся обстановке — все это стало очевидным и для пекинской верхушки.

Вьетнамские разведчики не переставали удивляться пустопорожней напыщенности перехваченных боевых приказов китайских штабов, бесконечным повторениям одного и того же: «У нас огромные людские резервы. Народ полностью доверяет нам. Сколько бы нам ни потребовалось солдат — мы завтра же будем иметь их в избытке. Вымести небо, овладеть воздухом, наказать наглецов на море и контратаковать их на земле до победного разгрома — это ваша работа!» И тому подобное. Встречались также приказы, состоявшие из одних лозунгов, приказы, по существу переписанные из поучений «заклейменного» Линь Бяо о «народной войне».

На начало марта китайская армия, кроме известных «успехов» в грабежах, насилиях и убийствах, не достигла никаких других, и прежде всего военно-политических, целей в отношении Вьетнама. Все отчетливее вырисовывался близкий крах экспансионистских замыслов Пекина. Тяжесть потерь, несостоятельность громких деклараций о быстрой победе усугубляли замешательство в китайских штабах. Что следовало предпринять? Закрепляться ли на захваченных территориях? В этом случае не избежать огромных трудностей, которые испытывает вторгшаяся армия в чужой, враждебно настроенной стране, когда она, не имея возможности наносить стремительные удары и одерживать быстрые победы, вынуждена переходить к затяжным позиционным действиям. Продолжение войны поглощало огромные материальные ресурсы. Пекин не мог не учитывать и неминуемый рост протестов против затеянной им авантюры как внутри самого Китая, так и на международной арене.

Но главным обстоятельством, тревожившим Пекин, был все усиливающийся отпор со стороны Вьетнама, чьи основные, регулярные силы только еще готовились к вступлению в войну.

Наиболее почитаемый агрессорами теоретик блицкрига гитлеровский генерал Гудериан утверждал, что из всех возможных решений во время войны самое смелое — всегда наилучшее. Для Сюй Шию таким было бы решение продолжать любой ценой углубляться во вьетнамскую территорию. Но принесло ли подобное поведение военные лавры Гудериану? Его разбили. И китайская армия с ее растянутыми коммуникациями, проходящими к тому же через горные районы, продолжай она наступление, вне сомнения, попала бы в гибельное положение.

Сюй Шию и Ян Дэчжи не могли не понимать в начале марта, что, собираясь «преподать урок Вьетнаму», сами получили таковой. Как, впрочем, и те, кто готовился потребовать от них ответа за неудачи, — министр обороны маршал Сюй Сяпцянь и председатель Военного совета ЦК КПК Гэн Бяо, а также всемогущий Дэн Сяопин. Они отдавали себе отчет в том, что военно-политическое поражение в затеянной ими авантюре не могло не ослабить их позиции в непрекращающейся борьбе за реальную власть в пекинской верхушке.

3

Февральские туманы, дожди и промозглость в марте сменились вдруг безветрием, палящим солнцем. Бойцы воевали в черных от пота гимнастерках. Наладился своеобразный фронтовой быт. Солдаты обзавелись буйволами из числа разбежавшихся по полям и ставших бесхозными. Сидя однажды в жаркий полдень у интендантов, среди ватных ушанок, консервных банок, в сараюшке на обочине шоссе номер 7 (в сторону Лаокая), я наблюдал караван буйволов, тащивших на плоских спинах целую роту. Снабженцы, сами довольно предприимчивые ребята, раскрыв рот смотрели на находчивого командира, возглавлявшего колонну, продвигавшуюся в сторону фронта. На следующий день они уже не дожидались часами дефицитных грузовиков — отпущенные перед боем на волю буйволы подтаскивали все необходимое на позиции.

Выработались и необходимые навыки. При артналете ложились на тропу, шоссе, в крайнем случае, рядом с кюветом. В кусты, после того как в них погибли два оператора ханойского телевидения, не бросались. Там диверсанты нередко ставили минные ловушки — именно в расчете на такие случаи. Ночью ездили только в случае крайней необходимости — засланные с китайской стороны провокаторы, переодетые во вьетнамскую форму, могли полоснуть по автомобилю пулеметной очередью, а то и швырнуть гранату.