Трибуны - [4]

— Помню их до сих пор, — сказал Нили.

— Я тоже. А еще помню, как на тренировке он заставлял нас два часа бегать на полусогнутых.

— Да, потому что ты постоянно лажался.

— И мы до тошноты носились по трибуне.

— Таким был Рейк, — буркнул Нили.

— Ты считал годы, и наконец приходило время надеть форму университетской команды. Потом ты становился героем, идолом или заводным болваном — в этом городе иначе и быть не могло. Ты выигрывал, выигрывал… Ты был королем в собственном маленьком мире, а затем — пуфф! — карьера окончена, ты играешь в последний раз. Зрители плачут. Невозможно поверить, но за вашей командой приходит другая. И вас тут же забывают.

— С тех пор прошло много лет.

— Пятнадцать лет, дружище. Я приезжал домой, когда учился в колледже, и никогда не ходил на стадион. Не мог даже ездить мимо школы. И я не встречался с Рейком, не было желания. Однажды летним вечером, перед тем как вернуться в колледж и примерно за месяц до вынужденной отставки Рейка, я взял пивка — сразу шесть, целую упаковку, — взобрался сюда и сидел, перебирая в памяти все наши матчи. Просидел так не один час, будто опять видел нас в игре. Представлял, как мы надираем всех подряд. Хорошее было время. Оно закончилось. Осталась лишь боль, а дни нашей славы давно канули, мелькнули как яркий миг.

— Тем вечером ты ненавидел Рейка?

— Нет, я любил его.

— Это каждый день менялось.

— Для большинства из нас.

— Тебе и теперь больно?

— Нет, больше нет. Когда женился, мы взяли сезонный абонемент, потом вступили в клуб болельщиков. В общем, вели себя как все. С годами я стал обычным болельщиком и бросил корчить героя.

— Ходишь на каждую игру?

Пол показал на сектор слева внизу:

— Банк выкупил эти места.

— Для одной твоей семьи?

— Мона очень плодовита.

— Похоже на то. А как она выглядит?

— Выглядит беременной.

— Собственно, я имел в виду формы…

— Хочешь знать, не расплылась ли она?

— Ну да.

— Нет. Мона ест только латук. Упражняется по два часа в день. Выглядит она отлично и хотела пригласить тебя на обед.

— На латук?

— На что пожелаешь. Можно ей звонить?

— Нет, лучше попозже.

Наступило долгое молчание. К воротам подъехала еще одна машина, пикап. Водитель, человек плотного сложения с густой бородой в потертых джинсах и шапочке из джинсовой ткани, передвигался с явным трудом. Обогнув конечную зону, он прошел по краю беговой дорожки. Ступив на трибуну, человек заметил Нили и Пола, сидевших выше и наблюдавших за каждым его шагом. Кивнув, он поднялся на несколько рядов, сел и замер, уставившись взглядом в поле, неподвижный и бесконечно одинокий. Не сразу вспомнив имя, подходящее внешности, Пол наконец произнес:

— Коротышка Орли. Конец семидесятых.

— Помню его. Самый медленный лайнбэкер в истории, — вспомнил Нили.

— И самый приземистый, пожалуй, на всю конференцию.[1] Отыграл всего год, а лотом бросил, чтобы остаток жизни валить лес.

— Ведь Рейк любил лесорубов, так?

— А мы — нет? Четверо лесорубов в защите — и призовое место на чемпионате конференции обеспечено.

Рядом с первым пикапом остановился второй, и к трибунам направился еще один дюжий джентльмен в джинсовой одежде и шапке. Поздоровавшись с Коротышкой Орли, он сел рядом. Их встреча явно не была запланированной.

— Что-то я его не помню, — разочарованно сказал Пол, не сумевший опознать новоприбывшего.

За три с половиной десятилетия Рейк тренировал сотни мальчишек из Мессины и окрестностей, большинство из которых навсегда уезжали отсюда. Но игравшие у Рейка хорошо знали друг друга. Они состояли в очень небольшом братстве, куда не принимали новых членов.

— Тебе нужно чаще сюда приезжать, — сказал Пол, когда пришла пора нарушить молчание.

— Почему?

— Потому что они рады тебя видеть.

— Может, я не хочу их видеть.

— Почему?

— Не знаю.

— Боишься, вспомнят, как ты не сумел обыграть «Хейсман»?

— Нет, не боюсь.

— Они хорошо это помнят, но ты — часть истории. Да, прошло много лет, и все равно для них ты по-прежнему всеамериканская знаменитость. Загляни в кафе «Ренфроуз» — над кассой у Мэгги и сейчас висит твой огромный портрет. По вторникам я хожу туда завтракать, и всякий раз двое каких-нибудь пережитков прошлого начинают выяснять, кто был лучшим квотербеком Мессины — Нили Крэншоу или Уэлли Уэбб. Уэбб пробивался четыре года, выиграл сорок шесть встреч подряд, никогда не проигрывал — и так далее, и так далее… Но Крэншоу приходилось играть против чернокожих, и те встречи были скоростными и более жесткими. Да, Уэбб оказался мелковат для большого спорта, а Крэншоу подписал контракт с «Теком». Они могут спорить до бесконечности. Нили, тебя все еще любят.

— Спасибо, я смогу через это перешагнуть.

— Да ладно…

— Это из прошлой жизни.

— Хорошо, проехали. Получай удовольствие от воспоминаний.

— Не могу. Там Рейк.

— Тогда почему вернулся?

— Не знаю.

Откуда-то из недр отличного костюма банкира донесся зуммер вызова. Нашарив телефон, Пол сказал:

— Карри.

Пауза.

— Я на поле, с Крэншоу.

Пауза.

— Ну да, он здесь. Честное слово. Хорошо.

Сложив, Пол сунул трубку в карман.

— Звонил Силос, — сказал он. — Я ведь ему говорил, что ты можешь приехать.

Нили с улыбкой покрутил головой, вспомнив Силоса Муни.