Трибунал - [74]

Мы слышим русских задолго до того, как они показываются. Громко споря, они огибают угол возле купы елей. Двое лейтенантов с автоматами на груди на русский манер идут впереди. За ними беспорядочной толпой следует рота.

Мы тихо лежим в снегу и наблюдаем за ними в прицелы. Перестрелять их было бы нетрудно, но они не представляют собой ничего серьезного. Убивать их не в наших интересах. Задача у нас гораздо более важная.

— Противник, — взволнованно шепчет фенрих[102] Тамм. — Почему не стреляем?

— Насилие — не всегда лучший метод, — презрительно отвергает это предложение Порта.

— Но это же противник, — громко шепчет Тамм, прижимая приклад ручного пулемета к плечу.

— Смотри не нажми на спуск слишком сильно, — весело предупреждает его Порта, — а то будешь мертвым героем!

Тамм расслабляет пальцы и растерянно оглядывается.

— Фюрер приказал, чтобы противника уничтожали, где бы ни увидели!

— Почему бы тебе не явиться в ставку фюрера и не почистить ему сапоги? — предлагает с широкой усмешкой Грегор. — Самое подходящее для тебя занятие! Может, тебе даже попадет под ногти грязь с его ступней!

Шум, создаваемый удаляющейся ротой русских, постепенно затихает. Последнее, что мы слышим, это взрыв разудалого хохота.

Весь день и почти всю ночь мы продолжаем идти. Ветер режет словно бы острыми ножами. От масок, когда температура опускается ниже тридцати градусов, проку мало.

Низкие, серые тучи плывут все быстрее и быстрее. Приближается буря. Страшная полярная буря, когда ветер может нести по снегу лося, будто снежинку.

— Черт возьми, до чего же холодно, — стонет Малыш, колотя руку об руку. — Какого черта Адольфу нужно в этой треклятой местности? Отняв ее у русских, мы только сделаем им одолжение!

Перед самым рассветом Старик разрешает краткую остановку для того, чтобы перекусить сухим пайком.

— К чему такая спешка? — стонет усталый лейтенант Шнелле и валится в снег.

— Нужно быть у озер раньше транспортных самолетов, — недовольно отвечает Старик. — У нас очень сжатый график. Если не поспеваете за нами, герр лейтенант, можете остаться здесь! Вы не приданы моему отделению, вы просто наблюдатель! Приготовиться к маршу, — командует он и презрительно поворачивается спиной к лейтенанту.

С вершины холма нам видно Белое море, громадные волны поднимаются к хмурому небу. На горизонте еле-еле видна темная линия, похожая на далекий берег.

— Как думаете, это Америка? — с любопытством спрашивает Малыш.

Тут же разгорается оживленная дискуссия. Не участвуют в ней только офицеры-наблюдатели.

— Святая Агнесса, — хрипло кричит Грегор, — туда можно доплюнуть, и если это Америка, давайте махнем рукой на Адольфа и пойдем туда к черту от этой гнусной войны!

Мы лежим в снегу, мечтательно смотрим на темные тени и стараемся превзойти друг друга в фантазиях. Малыш представляет себе, что он встретил в Нью-Йорке меховщика Давида, где тот дожидается поражения Гитлера.

На четвертый день под вечер мы подходим к озерам и едва успеваем расстелить длинные красные полотнища, служащие ориентирами для самолетов, как из-за облачного покрова с ревом появляется первый «Юнкерс-52». Самолет летит так низко над снегом, что на минуту кажется, он готовится сесть.

Старик выпускает ракету, и с него начинают падать контейнеры.

Из снежной дымки появляются еще два самолета, кружат над нами и буквально волочат свои контейнеры друг за другом.

— Похоже, они торопятся повернуть обратно, — саркастически говорит Порта, делая им непристойный жест.

Последний «юнкерс» неуверенно кружит. Один из его двигателей работает с перебоями и дает обратные вспышки. Потом самолет опускается на брюхо, ползет по снегу и переворачивается. Одно крыло отлетает, обломки вспыхивают.

— Оставьте его, — отрывисто говорит Старик. — Нам все равно не спасти экипаж!

Голос его заглушает сильный взрыв, обломки разлетаются далеко во все стороны.

— Этот грохот, должно быть, заставил подскочить всех в Мурманске, — говорит потрясенный Малыш. И швыряет обломок крыла на противоположный берег озера.

Едва мы успели собрать сброшенный груз, из леса раздается залп. Мы залегаем и готовимся к бою.

Залпы продолжаются, но, как ни странно, мы не слышим свиста пуль.

— Это просто-напросто трещат от мороза деревья, — усмехается Порта и поднимается на ноги. — Адольфу не хотелось бы видеть своих героев, испуганных таким пустяком.

Старик собирает нас и распределяет между нами тяжелый груз. Наблюдатели-офицеры неохотно принимают свою долю.

Внезапно мы останавливаемся и смотрим в испуге на север, где весь горизонт словно бы охвачен огнем. Тонкие языки пламени взлетают на фоне неба и тут же превращаются в зеленые, красные, белые пятна света, которые то гаснут, то снова вспыхивают. С секунды на секунду мы ждем грохота взрывов, но до нас не долетает ни звука. Даже олень Порты удивленно фыркает и, помигивая, смотрит на север.

Медленно копья света превращаются в длинные, мерцающие, глянцевитые подвески, похожие на те, что свисают с антикварных люстр. Эти блистающие подвески пляшут по всему горизонту, медленно превращаясь из белых в красно-золотистые, потом внезапно превращаются в гоняющиеся друг за другом по небу волны огня. Далёко над Белым морем появляются новые вспышки. Кажется, весь мир гибнет в вулканическом извержении разноцветья. Вокруг нас светло, как в ясный солнечный день.