Трибунал - [55]
Менкель в нескольких словах объясняет, что произошло, и просит женщину укрыть его и Вислинга до тех пор, пока они не смогут продолжить путь.
— Я боюсь, — отвечает с запинкой фрау Петерс. — Здесь у стен есть глаза и уши.
— Никто не видел, как я входил, — уверенно говорит Менкель.
— Мы не знаем этого, — нервозно отвечает она, в отчаянии глядя на ковер, словно пытаясь сосчитать в нем все нити.
— Всего на одну ночь, — умоляюще просит он. — Мы уйдем, как только раздобудем гражданскую одежду.
— Я боюсь, — повторяет фрау Петерс. — Если вас и вашего друга обнаружат здесь, для меня это кончится смертным приговором. Так случилось с одной женщиной, живущей на этой улице. Ее обезглавили, — с содроганием добавляет она.
— Мы сознаем, что подвергаем вас громадной опасности, — мягко говорит он, — но вы наша единственная надежда. Мы уйдем, как только раздобудем гражданское платье.
— Есть у вас какие-нибудь документы? — нервозно спрашивает она.
— Пока нет. Я знаю, где их можно раздобыть, но могу отправиться туда только завтра. Если приютите нас, пока мы не обзаведемся документами и гражданской одеждой, я буду вечно вам благодарен.
Она качает головой.
— У меня трое детей. Их отнимут у меня, отправят в национал-социалистический лагерь, где их будут учить ненавидеть свою мать, говорить им, что я предательница народа и получила вполне заслуженное наказание.
Фрау Петерс делает несколько шагов взад-вперед, думает, смотрит на детей, потом садится на стул перед антикварным письменным столом.
— Господи, что же мне делать? — стонет она, поднимая руку к горлу. — Я не могу выдать вас этим дьяволам!
Потом долго смотрит на него в молчании, вертит в пальцах нож в форме штыка для разрезания бумаги, встает, подходит к занавешенному окну, чуть-чуть раздвигает шторы и смотрит на улицу. Мимо медленно проезжает десантная гусеничная машина. В ней поблескивают четыре мокрые от дождя каски.
Убедясь, что шторы задернуты плотно, фрау Петерс быстро поворачивается. Малейший свет из окна привлечет патруль, солдаты начнут молотить в дверь.
— Дадите мне честное слово уйти отсюда рано утром, еще затемно? А если вас схватят, не говорить, что виделись со мной?
— Даю слово. Я уже был под пыткой и знаю, что способен вынести.
— Хорошо, можете остаться здесь на ночь. Приводите своего друга, только, ради бога, постарайтесь остаться незамеченными. Здешняя консьержка — сущая дьяволица. Пока вы ходите, я достану для вас кое-что из одежды Курта.
— Спасибо, — мямлит Менкель и быстро выскальзывает в дверь. Бесшумно спускается по лестнице и выходит на улицу.
Невдалеке на улице он видит патруль полиции вермахта и спрыгивает на ведущую в подвал лестницу. Трое полицейских проходят мимо тяжелым шагом. На груди у них предостерегающе поблескивают значки в форме полумесяца.
Пройдя несколько метров, они останавливают двух прибывших в отпуск солдат с рюкзаками и винтовками на ремнях. Их линялая форма все еще пахнет окопами. Полицейские тщательно проверяют их документы, даты, печати и адреса. Фотографии в маленьких серых удостоверениях личности придирчиво сверяют с оригиналами. Висящие на шеях личные знаки не избегают скрупулезной проверки. Пересчитываются боевые патроны. Совпадают ли свидетельства о дезинсектации с датами отъезда в отпуск?
На проверку у полицейских уходит почти двадцать минут. Никто из людей на улице не обращает на них внимания. У всех хватает своих забот. Если эти двое дезертиры, значит, не повезло им.
— Hals — und Beinbruch[86], — усмехается фельдфебель полиции вермахта, поднося руку к краю каски.
Оба солдата громко щелкают каблуками и четко козыряют. Они знают; что полицейские могут испортить им отпуск, если окажутся недовольны их поведением.
— Мерзавцы, — шепчет один из солдат, когда они отдалились от полицейских. — Когда эта проклятая война кончится, буду всем встречным «ищейкам» проламывать черепа!
— Ничего не выйдет, — говорит другой. — Они всегда будут при деле. Новые хозяева найдут применение как «ищейкам», так и шупо[87].
Менкель идет по улице, на душе у него слегка полегчало. Завтра у них будет гражданская одежда и документы, сутки спустя они будут далеко от Берлина. Если повезет, то за пределами Германии. После войны он добьется, чтобы фрау Петерс наградили за мужество.
У ресторана художников на Кемперплатц стоит длинная очередь военных и штатских. В Берлине это оазис, где можно забыть о войне. На улице слышно рыдание скрипок. Но Менкель не любит цыганскую музыку. Ему еще дважды приходится прятаться от полицейских патрулей. Он едва не попадает в большую облаву. Слыша позади крики, уходит через несколько задних дворов, перелезает через два забора. И оказывается на Александерплатц. Хорошо одетый господин с моноклем отбрасывает окурок сигареты. Менкель бездумно подбирает его.
На Менкеля изумленно смотрит дворник. Эсэсовцы обычно не подбирают окурки. Неистово машет рукой шупо, тот неторопливо подходит. На каске у него зловеще поблескивает герб рейха.
Менкель замечает, что дворник указывает ему вслед и что-то говорит полицейскому. Быстро сворачивает в ближайший переулок и бежит со всех ног. Тяжело дыша, достигает улицы, где его ждет Вислинг.
