Три жизни Юрия Байды - [47]

— Молодки! Молодки, кончайте! — позвал издали Адам. В голосе его звучало беспокойство. Леся разогнула спину и увидела… немцев. Их было двое. Патрули. Шли к ним от крайних хат прямиком через поле. Леся обмерла. Руки сами скользнули вниз по подолу, чтоб подобрать узкую юбку и убежать в лес. В это время из зарослей выехала повозка, в ней на коленях стоял дед Адам и размахивал вожжами. Возле мешков развернулся, соскочил на землю, крикнул:

— Молодушки, подсобляйте, милые!

Женщины бросились к нему, подняли, надрываясь, тяжелый мешок, свалили в повозку, за ним — другой, третий… В какой-то момент Леся оглянулась, и у нее дух заняло: патрули двигались к ним, в руках виднелись автоматы.

Гек!.. Гек!.. Гек!.. Последний мешок на подводе.

— Молодушки, утекайте живо в лес! Вон туда! — показал дед. — А я вас охраню…

Он стал с двустволкой позади телеги, а женщины, бросив лопаты, побежали что было духу к густому подлеску. За спиной раздались выстрелы. Послышался стук колес, и кони, тужась изо всех сил, вытянули на лесную дорогу тяжело груженную телегу. Тут дед придержал лошадей, посмотрел из-под насупленных бровей на свое запыхавшееся воинство и перекрестился.

— Уж вы, стало быть, того… не обижайтесь на старика, — пробормотал он.

Но женщинам и в голову не пришло обижаться. А дед все мялся, кряхтел, видимо, ему было совестно оттого, что он их так измучил, подвергая опасности. С трогательной наивностью старался как-то задобрить их. Увидев, что Леся впопыхах забыла на поле стеганку и теперь поеживается от холода, он снял с себя суконную куртку и, накинув ее на мокрую спину женщины, спросил виновато:

— Крепко умучились, бабочки?

Те молчали.

— Потерпите еще часок, рано нам ехать домой… в лес, на базу. Надо повременить. Там, — кивнул он в сторону Рачихиной Буды, — хлопец наш дела нужные справляет…

— Что ж, подождем… парню там небось потруднее нашего…

Наступила ночь, беззвучная, темная, но Леся все никак не могла отделаться от страха. Ей казалось, что немцы обязательно бросятся за ними в погоню и будут преследовать упорно и долго, как тогда, летом, группу Афанасьева. Внезапно ей пришла странная мысль. Даже не мысль, а какая-то необъяснимая уверенность, что, пока дед Адам жив, они с ним не пропадут. Вот он смотрит и сурово супит брови, чтоб не показать другим того, что прячется в его глазах. Ужас какой хитрый старик!

Женщины сели возле телеги, положили на колени натруженные руки и не заметили, как их сморила дремота. Очнулись, когда появился Юрась со своей ношей.

* * *

Пока женщины рассказывали партизанам о рейде за картошкой, в землянке Коржевского Юрась докладывал о результатах разведки в Рачихиной Буде. Кроме Юрася, стоявшего навытяжку перед командиром отряда, присутствовали Купчак, Афанасьев ив углу на нарах, как часто бывало, сидела, поджав под себя ноги, Васса.

Коржевский бушевал. Кадык на его вытянутой шее прыгал.

— Как вы смели заниматься какими-то дурацкими сероводородами в то время, когда вам было дано ответственное задание? Кто вам дал право ставить под удар намеченную операцию по освобождению детей-заложников? Ваша обязанность — проявить инициативу в том направлении, которое указывает командир! Мы задыхаемся без радио, мы не имеем никакой информации из центра, мы не знаем и не можем рассказать населению правду о том, что делается на свете. А вы, вместо того чтоб связаться с радиотехником, пустились на авантюры. Кто вам велел искать химикаты? Отвечайте, кто? Варухин? Да я ему голову сниму! Под суд упеку!

— Мне никто не велел. И кто такой Варухин, мне неизвестно. О том, что отряд испытывает острую нужду в химикатах для горючей жидкости, я узнал из разговоров партизан случайно.

— Не верю! Позвать сюда Варухина! — приказал Коржевский вестовому.

Варухин тут же прибыл, словно ожидал вызова. Коржевский уставился на него ледяным взглядом, не сулившим ничего хорошего.

— Это вы внушили Байде, чтобы он, помимо выполнения боевого задания, добыл вам химикаты?

— Во-первых, товарищ командир, химикаты не для меня, а, как вам известно, для отряда. Во-вторых, вот стоит Байда, так пусть он скажет мне в глаза, когда это я что-нибудь от него требовал?

— Я уже сказал, — отозвался Юрась. — Ни-че-го. Я поступил так по собственному почину и по уставу, который требует от бойца проявлять инициативу в соответствии с обстановкой, а не держаться слепого параграфа.

— Нет, вы видали? Толкователь уставов объявился! — ткнул пальцем в сторону Юрася возмущенный Коржевский.

— На меня всегда наговаривают, товарищ командир, а вас разыгрывают, — продолжал Варухин. — Если вы хотите знать, то я вообще ни с кем не разговаривал на эту тему, если не считать уважаемую Вассу Карповну, — кивнул он в ее сторону. — Но при чем здесь я, неутвержденный начхим отряда?

Если после слов Юрася Васса благодарно посмотрела на него, то сейчас разлившаяся по ее лицу бледность, стиснутые зубы ясно указывали на то, как воспринимаются ею оправдания Варухина. Но на Вассу в этот момент никто не обращал внимания, да ее и не видно было в затемненном углу землянки.

— Ну что ж, будущий начхим, раз вы оказались в стороне от этой… от этого… в общем, можете быть свободным.