Три жизни Юрия Байды - [110]

Я поблагодарил за внимание и ответил, что на этот раз поехать не могу, поскольку не знаю, какое время займет это мероприятие, а я загружен по горло своими делами.

— Жаль, — огорчился Байда. — И все же подумайте — материал сам плывет вам в руки. И притом материал лю-бопы-ытный!..

Он даже предположить не мог, насколько пророческими оказались его слова.

МАСКА ПРИПОДНИМАЕТСЯ

Зима… Мороз застеклил в Сокольниках пруды, а метель-дворничиха смела копоть с крыш Москвы и закутала оголенные деревья и карнизы домов снежной пеленой.

Однажды вьюжным утром мне позвонил секретарь парткома НИИ Полынов. Обменявшись взаимными приветствиями и расспросами о здоровье, о делах, о погоде, Полынов сказал, что хотел бы встретиться со мной, если я не против. Однако тут же оговорился, что желание повидать меня вызвано крайней необходимостью, а какой — по телефону говорить неудобно. Условились, что я приеду к нему в партком после работы.

Первое, о чем спросил Полынов, когда мы уселись друг против друга в кресла, было: принимаю ли я по-прежнему участие в судьбе Юрия Байды. Вопрос не праздный. Полынова крайне интересует мое нынешнее отношение к Байде потому, что возникла неожиданная ситуация, изменившая в какой-то мере его представления о человеке, получившем воплощение в литературном образе.

Смущенный многозначительностью тона Полынова и вместе с тем явной недоговоренностью, я заявил:

— Да, я принимаю участие в судьбе Байды. А что случилось?

Полынов, не ответив на мой вопрос, потер в раздумье руки и в свою очередь спросил:

— Вы намерены писать о нем еще? Я хочу сказать, намерены ли вы писать в прежнем… м-м-м… так сказать, героическом ключе?

Я пожал плечами.

— Сказать точно — затрудняюсь, но вряд ли… скорее, ничего писать не буду.

— Вот как! Выходит, мнение о Байде у вас изменилось? Или я ошибаюсь?

— Отчего ж? Меняются времена, меняются люди, меняются и мнения о них.

— Да-да… Но каковы все же ваши впечатления, ну, скажем, от встречи с Байдой, а точнее — Байды с его однополчанами?

— Не могу поделиться, не присутствовал.

— Разве? Вот это плохо, — вздохнул Полынов.

— То есть? — не понял я.

— Видите ли, выползла на свет одна закрученная история… А если говорить точнее — несколько историй. Для правильной оценки поступков людей и мотивов их действий необходима ваша помощь. Вам, знающему Байду лучше других, придется, возможно, выступить в его защиту перед людьми, поставившими почему-то себе цель опорочить нашего фронтовика, инвалида войны. И делают это как ни странно — однополчане, на встречу с которыми он ездил. В чем тут дело? Я затем и пригласил вас к себе, чтоб познакомить с некоторыми материалами, поступившими в партком, и узнать ваше мнение.

— Пожалуйста.

Полынов встал, принес из сейфа папку, вынул из нее несколько писем, протянул мне.

— Это вот — первое — от председателя дивизионного совета ветеранов.

Я взял письмо, подписанное полковником Брусевым, и стал читать:

«По настоятельной рекомендации генерала Шуляка мы пригласили впервые на встречу ветеранов работника Вашего НИИ тов. Байду Ю. П. Встреча ветеранов состоялась второй раз после войны. Нам предстояло посетить места боев нашего соединения, выступить перед трудящимися, молодежью. Однополчане были рады увидеться друг с другом, вспомнить дни военной молодости, поговорить о жизни, о радостях и нуждах наших товарищей сегодня.

Вначале тов. Байда участия в разговорах не принимал, ходил и слушал. Я обратил внимание на обилие значков и медалей на его груди, причем прикрепленных неправильно, на что ему и было указано. При встречах и беседах на вопросы товарищей он отвечал неопределенно, боевых эпизодов не приводил, никого из присутствующих не знал, и его никто не мог припомнить. Что ж, за давностью времени такое случается сплошь и рядом, да и не в этом дело! Речь о том, как повел себя Байда в дальнейшем, о его взаимоотношениях с товарищами.

На третий день его словно прорвало. Утром он заявил, что находился в составе 125-го гвардейского стрелкового полка нашей дивизии в должности командира отделения. К обеду ему показалось этого мало, и он стал утверждать, что поддерживал наше соединение «катюшами», причем называл населенные пункты, где мы вообще никогда не бывали. Противоречию этому никто особого значения не придал, отнесли все за счет его забывчивости. Но красноречие Байды не иссякало, никому не известные факты так и сыпались из него. Их обилие стало повергать нас в изумление, и чем дальше, тем больше. На одной из встреч с трудящимися в присутствии ответственных лиц Байда стал громко хвастаться, что де он доктор наук, закончил два высших учебных заведения, неоднократно бывал за границей в составе правительственных делегаций и так далее.

Многие восприняли это как болтовню человека, принявшего изрядную дозу хмельного, что и было на самом деле. Пользуясь хлебосольством радушных хозяев, Байда везде присаживался к столу председательствующего и «помогал» ему руководить. В гостиницах требовал для себя только отдельный номер «люкс», по своим делам разъезжал на «Волге», добываемой путем домогательств у городских властей. Короче говоря, вел себя недостойно, не по-товарищески.