Три жизни княгини Рогнеды - [5]

И еще сани новгородские не показались на Двине, а уже сложился ответ, и заучила его Рогнеда на память. То обязана она говорить, что отцом обдумано — его ум, ее уста.

Встретили сватов приветливо, как бы не ведая о цели приезда, отогрели, накормили и напоили — да и, собственно, почему коситься на них? Чем эти бояре, намерзшиеся за недели пути, виновны — не собственная воля усадила их в возки и погнала сквозь тысячу верст снежного поля. Гости отоспались и наутро повели положенную им речь: де, есть у вас диво дивное, под замком спрятано, но далеко о нем слух бежит… Князь выказал должную недогадливость, затем должную же, от сглаза красоте и здоровью дочери, жалобу на малые ее годы, неудавшийся облик, слабость и немочь; наконец позвали Рогнеду. И опять вышла она в отцову палату, и опять увидела на почетной лавке незнакомцев, поклонилась им и потупила глаза, но уже не от стыда, как перед киевскими послами, а в щемящем чувстве неловкости, что через минуту услышат они обидное слово. Все те люди из отцовского окружения, что свидетельствовали первое сватовство, сейчас глядели на нее в притворном неведении, и тоскою отзывалась в душе Рогнеды рассчитанная и возложенная на нее ложь выхода, стояния перед приезжими и объявления как бы собственного сердечного чувства. Без внимания выслушала она отцовский вопрос: желает ли она пойти к Владимиру в жены?

— Нет! — не медля сказала Рогнеда. — Не хочу разуть рабынича! Иду за Ярополка! — поклонилась посуровевшим сватам и вернулась в свой покой с облегчением на сердце от сваленной угнетавшей заботы…

Сваты, сжав зубы, откланялись, вышли, бухнулись в сани и помчали прочь, растворяясь в припустившем легком снежке. Уныло скрипели по льду полозья, и слышалась в обиженном затихающем скрипе невнятная угроза. Но погнал ветер поземку, заметая новгородские следы, закружил на Двине снежные вихри, студеные его порывы развеяли досаду о непреложной теперь вражде, — и как бы не было ничего. А уж что обижаются новгородцы — что ж, не угодишь каждому на белом свете. И кто не обидчик? Обидел Владимир брата, сватаясь к его невесте, обижен стал Новгород Полоцком, и вернуться в былое спокойное терпенье друг друга три силы уже не могут. Завязалось для кого доброе, для кого лихое дело, надо доводить его до конца. Горьким ли словом откажи, мягким ли — все одно, не меняется смысл ответа. Объединились Киев с Полоцком, а Владимир в Новгороде остается один против двоих; нравится, не нравится, а придется ему перед братом склониться…

Слепит удача. Леностью окутывает она ум; уже хочется и чуть полежать, как в праздничный день после застолья. Хоть и послал князь Рогволод гонца к Ярополку для извещения о новгородском соперничестве, но коротко думалось ему о последствиях Владимирового неуспеха. Не было за Владимиром ярких дел, чтобы растревожиться и подумать о нем всерьез. Ну, есть в его характере упрямство и дерзость, коли вернулся в Новгород после изгнания братом и двухлетнего житья у варягов. Да уж как-то тихо просидел он у них; но и не мог прославить имя по молодости лет; похоже, и вовсе не занимался ничем дельным, пережидал свое лихолетье, женился, по слухам, на какой-то варяжке, она сына родила. Но будь и семи пядей во лбу младший Святославович — все равно не держать ему верх. Сведут свои полки Ярополк и Рогволод, да Рогволодов брат князь Тур приведет дружины из дреговичских земель — что останется от Владимира? Он и сам должен понимать свою малость. Так о чем тревожиться?.. И Рогволод успокоенно ждал Ярилина дня, когда приедет за Рогнедой Ярополк.

Задумываясь в иной день о летнем походе на Новгород, об издержках и выгодах этого похода для Полоцка, князь настолько был убежден в его неизбежности, в осаде новгородского детинца, что не видел для Владимира иного пути спасения помимо нового бегства к варягам. Иногда все-таки набегали неспокойные мысли, что хоть и рабынич Владимир, но он — сын Святослава, и вдруг не менее тверд волей, чем отец, и не менее умен, и если решился на войну, то думает и о победе. Но где возьмет войско? чем заплатит? кто пойдет за ним? Завораживало князя видение бессчетного множества ладей, на которых приведет войско Ярополк, решая за раз два дела — свадьбу и последующее покорение непослушного брата. Посему Рогволод свою военную готовность приурочил на лето — разослано было по полоцким городам и селам уведомление собираться в полк ко дню Купалы. Раньше купальской недели никак не мог начаться совместный поход — надо и молодым после свадьбы потешиться неделю, чтобы зачать следующее княжеское колено…

Пожалуй, только одна невеселая мысль вызрела у князя из раздумий о Владимире и Ярополке, и относилась эта мысль к собственным сыновьям, которым предстоит по его смерти или гибели княжествовать в Полоцкой земле, и понятно, что старший, Всеслав, примет полную власть, а Брячиславу выпадает слушаться братнего слова. Но братняя воля — не отцовская. Вдруг заохотится он отломиться со своим куском земель, и тогда разделит братьев ненависть и война, как было у Ярополка с Олегом, а ныне с Владимиром. Князь, грустя, призвал сыновей и объяснил им свои страхи.