Три жизни - [28]

— Может, еще по одной? — предложил я. — Между прочим, я в очереди стою. Два человека осталось. Только не знаю, хватит ли денег.

Они нашарили мелочь, я добавил и, когда моя очередь подошла, взял еще три кружки.

Мы начали разговаривать и скоро почти подружились.

— Ты где это так научился? — спросил один. Губа у него распухла и слегка кровоточила, но я видел, что он смотрит на меня с восхищением.

Я рассказал ему о спортинтернате, о том, как нас учат.

— А сколько тебе лет?

— Четырнадцать.

— Ну, это я тебе скажу! — удивился он. — Мне вот, например, восемнадцать. А ему скоро будет девятнадцать. Вот что значит метода!

Квас утолил нашу жажду, но солнце продолжало печь, и дышать становилось все труднее. Мы уселись в тени на ступеньки.

— Сейчас бы на море!.. — проговорил первый мечтательно.

— Я знаю мужика, — сказал второй, — он четыреста метров в море под водой проплыть может. А после вынырнет, ляжет на поверхность и не движется. Ни рукой, ни ногой! В море есть такая сила, несет тебя по любой волне. Даже если ты тяжелее воды.

Целый час они рассказывали мне о море, на котором один побывал только раз, а другой много слышал от бывалых мужиков из их квартала.

— Оно голубое, — сказал первый.

— Голубое — это образ! Так только в песнях поют. Это вранье, — не согласился второй. — Оно разное! Бывает почти что черное. Или зеленое. И над ним всегда такой легкий ветер, как будто тебе кто-то в шею дует.

— Да, море… — проговорили оба, глядя куда-то вдоль главной улицы, словно море начиналось прямо за ней.

Неожиданно мне тоже захотелось увидеть море, захотелось больше всего на свете. Я вдруг почувствовал, никогда его не видя, что море — это не просто огромное пространство соленой воды, это свобода, это жизнь, это освобождение от всего, что меня так мучило в жизни, в спортинтернате.

— Едем! — предложил я, загоревшись. — Поехали к морю!

Но ехать к морю было не на что.

— Бегать умеешь? — спросил вдруг тот, что постарше.

— Бегать? — удивился я. — Да я чемпион интерната на двести метров! А что?

И они рассказали мне свой план. У них давно уже все было обдумано, только никто из них не умел быстро бегать.

Вечерами, после начала последнего сеанса, все кинотеатры объезжает инкассатор на велосипеде. Он собирает выручку за день и отвозит в сберкассу. Инкассатор мужик в возрасте, на велосипеде он ездит быстро, особенно когда в горку, сумка с деньгами у него на правом плече качается, как живая, а в ней тысяч десять, не меньше — выручка с семи кинотеатров за два дня. Инкассатор объезжает точки три раза в неделю. Им все было известно.

Они собирались встретить инкассатора вдвоем на подъеме, когда тот с одышкой взбирается вдоль забора парка. Они бегут сверху ему навстречу, насвистывая какую-нибудь популярную песенку, чтобы не вызвать подозрений, а поравнявшись, вырывают сумку и бросают мне через забор. Там я ее хватаю и отрываюсь на моей чемпионской скорости. Завтра встречаемся на этом же месте — и к морю, на прохладу, на свободу, ветер в морду, волна в спину!

Все получилось не совсем так, как было задумано. Они вырвали сумку, перебросили через забор, и я умчал ее со скоростью, которой, может, раньше никогда не развивал. Но эти двое вместо того, чтобы разбежаться в разные стороны, бросились карабкаться в гору, в город, дыхания им не хватило, сзади надрывался пронзительный свисток инкассатора, сверху на них налетела подоспевшая милиция, схватила обоих, как несчастных лопухов, повязала, отвезла в отделение, и уже через час получила все мои приметы — рост, возраст, цвет волос и глаз, название и адрес моего спортинтерната.

В понедельник утром нас выстроили во дворе, и майор милиции дважды прошелся вдоль строя, заглядывая каждому в глаза и спрашивая, где был в воскресенье, чем занимался и с кем встречался. По второму заходу он выдернул из строя меня, хотя я отвечал на любые вопросы спокойно и обдуманно. Мою тумбочку и мою кровать обыскали, однако ничего не нашли. Но в последнюю минуту майор заглянул в умывальник. Между стеной и последним шкафчиком, под тумбой, была заткнута инкассаторская сумка — разумеется, пустая.

Целую неделю меня допрашивали с утра до вечера. Сначала в кабинете директора, потом в отделении. Первые дни в присутствии завуча, потом без него. Мне пришлось сознаться, что я нашел сумку под забором и принес в интернат из любопытства. Естественно, никаких денег там не было. Как так — не было?! Не знаю, не было, и все. А разве там должны были быть какие-то деньги?

На очной ставке с парнями я все отрицал, но квасная тетка меня тут же признала и принялась взахлеб расхваливать за смелость.

Постановлением депутатской комиссии меня отправили в детскую воспитательную колонию. Для несовершеннолетних суда тогда не существовало, достаточно было решения местных «народных» депутатов. Мой поступок был совершенно исключительным случаем, чрезвычайным происшествием для нашего спортинтерната. Я не знаю, остался ли директор на своем месте. Обычно их за это снимали. Признаться, чего совсем не жалею.

Деньги я оставил у Вали Новиковой дома на дне книжного шкафа, под журналами «Огонек» и «Работница», которые Валина мама давно уже прочла, но не хотела выбрасывать. Разумеется, я ничего Вале не сказал.