Три женщины, три судьбы - [57]

Так же постоянно играл со словами, строчками, рифмами. Меня всегда потрясал в этом смысле «Наш марш», написанный в год революции и суперреволюционный по всем параметрам — содержанию, строфике, рифмовке, ритму, словесным находкам:

Дней бык пег.

Медленна лет арба.

Наш бог бег.

Сердце наш барабан.

А желание делать подарки! Даже представить себе трудно, как они оба находили, покупали, собирали, а потом переправляли в Москву те гостинцы, провизию, мануфактуру, пантагрюэлевский перечень которых то и дело возникает в их письмах. Целые горы! И нельзя сказать, что только Маяковский бегал по Парижу с Лилиным списком (как-то даже с Татьяной Яковлевой, своей парижской любовью), Лиля тоже привозила из своих поездок неподъемные коробки с подарками, причем доставались они всем друзьям и соседям, включая домработницу. Щедрость и страсть дарить были присущи им обоим.

Это о бытовых привычках.

Но есть и более важные вещи, которые их сближали.

3.2. Тяга к самоубийству

14 апреля 1930 года, тридцати семи лет отроду, — возраст смерти гениев — Владимир Маяковский выстрелом в сердце покончил с собой… Но и до рокового выстрела поэт был склонен к суициду. Об этом говорят его поэмы, об этом вспоминает Лиля Брик, называя мысль о самоубийстве «хронической болезнью» Владимира Владимировича[253]. Маяковский боялся старости. Характерный разговор приводит Янгфельдт. Роман Якобсон говорит Лиле, что не может себе представить Маяковского старым, на что Лиля отвечает так: «Володя до старости? Никогда! Он уже два раза стрелялся, оставив по одной пуле в револьверной обойме. В конце концов попадет»[254].

Совсем в духе героев Лермонтова Маяковский играл с жизнью в «русскую рулетку»: чет — нечет. Можно предположить, что и стихи, написанные им на безвременную смерть Сергея Есенина, повесившегося в 1925 году в гостинице Англетер, были своего рода суеверным заговором. Так бывает: человек с помощью слова хочет «заговорить» свои тайные мысли, свою судьбу, свой дремлющий до времени страх. Когда-то написание романа «Страдания юного Верте-ра», в котором молодой человек кончает с собой на почве неразделенной любви, помогло его автору уйти от самоубийства. Маяковский взялся за стихи «На смерть Сергея Есенина», полагая, что сможет спасти многих «подражателей» и почитателей умершего поэта (о себе он, естественно, не говорит), рассказав о трагедии в ироническом ключе и обезвредив гипнотическое воздействие предсмертных строчек ушедшего своим парафразом.

Есенинскому

«В этой жизни умирать не ново,

Но и жить, конечно, не новей»

Маяковский противопоставил свое:

В этой жизни помереть не трудно.

Сделать жизнь значительно трудней.

Был ли Владимир Владимирович уверен, когда сочинял свой ответ Есенину, что лично ему удастся «сделать жизнь»?

По иронии судьбы, застрелившись спустя пять лет после Есенина, Маяковский тоже оставил предсмертные стихи, только что не написанные кровью. И там, в этом четверостишии, говорится, что «любовная лодка разбилась о быт». Что означает здесь «быт», следует подумать, об этом еще напишу, важно, что главной причиной самоубийства указана любовь. Погиб от любви. Это, конечно, не вся правда, но для нас важно, что сам поэт осознает (или указывает) главной причиной своего ухода из жизни несложив-игуюся любовь. В своем эссе — в соответствии с предсмертными строчками поэта — я буду говорить именно об этой причине его самоубийства.

Итак, Владимир Владимирович тяготел к суициду.

Но задумывались ли мы над тем, что и в биографии Лили Брик мы встречаемся с повторяющимися попытками самоубийства?! И жизнь свою она оборвет, как и Маяковский, сама. По какой причине, мы достоверно не знаем. Известно, что она была «безнадежно» лежачей больной, так как повредила себе шейку бедра, а в те времена это не лечили. В недописанной предсмертной записке причины самоубийства она не сообщает: «В смерти моей прошу никого не винить. Васик[255], я боготворю тебя. Прости меня! И друзья простите…».

Лиля, как известно, несколько раз спасала Маяковского в тяжелые моменты, когда он был в шаге от самоубийства. После гибели поэта Лиля Брик писала сестре в Париж: «Если б я или Ося были в Москве, Володя был бы жив…Я проклинаю нашу поездку»[256].

И в то же время, сама Лиля Юрьевна не была свободна от «тяги к самоубийству».

Бенгт Янгфельдт, основываясь на неопубликованных письмах и воспоминаниях Лили Брик, а также на магнитофонных записях бесед с нею, воспроизводит несколько важных для нас эпизодов.

Родившись в 1891 году (на два года раньше Маяковского) в семье адвоката и пианистки, Лиля Юрьевна Каган с юности привлекала к себе внимание мужчин, была для них магнитом. Родителям приходилось «глядеть в оба» за юной дочерью, чье поведение не всегда вписывалось в привычные рамки. В 17 лет она забеременела от молодого учителя музыки Григория Крейна, за этим последовал принудительный аборт в Армавире (где жила сестра матери), мать и тетка настояли на нем против желания самой Лили. Восприняв эту операцию как оскорбление, она спустя некоторое время проглотила целиком содержимое пузырька с цианистым калием. Ждала, что умрет, но почему-то не умерла. Позднее ей станет ясно почему. Мать, Елена Юрьевна, в поисках писем от Крейна, обшарила ее письменный стол и, найдя там страшный пузырек, высыпала из него яд, вымыла и наполнила содой