Три женщины - [68]
«Она была очень красива. Тонкое, продолговатое, смуглое лицо, густые черные волосы до плеч, карие глаза с длинными-длинными ресницами (…) Кнут был темнокожий, сухой, нервный, с резкими движениями. Его черные круглые глаза пойманной птицы оживляли худое подвижное лицо, которому нос с горбинкой придавал выражение беспокойства, энергичности и печали»[279], — вспоминал французский поэт Клод Виже.
В больнице пахло карболкой, йодом и еще чем-то специфическим. Медсестра в накрахмаленном фартучке любезно показала Ариадне дорогу, и она вошла в большую общую палату, где не сразу узнала Кнута.
Худой, большеносый и обычно смуглый, теперь Кнут был бледный, весь в синяках и кровоподтеках. Табличка с температурной кривой на спинке кровати показывала тридцать восемь градусов.
— Как я вам рад, — улыбнулся Кнут.
— Тебе, — поправила Ариадна и тоже улыбнулась, окончательно решив стать его женой.
Она восторженно смотрела на своего избранника, который рассказывал что-то смешное о соседях по палате.
«…на ее пути появился Кнут — влюбчивый поэт, талантливый и остроумный малый, в своих стихах затрагивавший привлекавшие его библейские темы таким тоном, словно он по меньшей мере был свидетелем потопа. Я, конечно, далек от мысли, что она способна была подчинить его своим прихотям. Нет, им просто было по пути, им было почти предназначено сойтись именно потому, что они друг друга взвинчивали и друг друга своей неуемностью заражали»[280], — писал хорошо знавший их обоих русский журналист Александр Бахрах.
К ним подошла круглолицая, кудрявая докторша со светло-серыми, почти прозрачными глазами и обратилась к Кнуту по-русски. Ее звали Ева Циринская[281] (в замужестве Киршнер). Она проходила практику в этой больнице и присматривала за Кнутом, которого знала по литературным вечерам, часто устраивавшимся в Париже.
Кнут познакомил Ариадну с Евой, назвав ее «спасительницей», и сказал, что после следующей автомобильной катастрофы будет проситься только в Кошен.
Ариадне Ева сразу же понравилась, чего почти никогда не бывало.
— У вас высокая температура, — сказала Ева Кнуту.
— От хорошеньких женщин меня всегда бросает в жар, — ответил Кнут.
Ариадна еще раз внимательно посмотрела на Еву.
Когда та ушла, Кнут сунул руку под подушку, вынул оттуда письмо и протянул его Ариадне.
— Вот, прочтите. Прочти, — поправился он.
Письмо пришло из Вильно и было написано по-русски. Незнакомая женщина писала, что уже несколько дней не может успокоиться, потому что ей приснилось, будто у Кнута, которого она не знает, но очень любит его стихи, случилось несчастье. Муж уговорил ее написать Кнуту и спросить, как его здоровье.
Кнут не мог успокоиться: как раз в тот день, когда на него налетела машина, совершенно чужая женщина в далеком Вильно почувствовала, что его жизнь в опасности!
— Ты только подумай, — сказал он Ариадне, — какая провидица!
— Я тоже провидица, — улыбнулась Ариадна, решив, что мадам Кнут звучит лучше, чем мадам Фиксман, и что она добивается Кнута так же, как ее отца добивалась ее мать, которая, по словам исследователя творчества Скрябина Игоря Бэлзы, «…задалась целью во что бы то ни стало соединить свою жизнь с жизнью этого замечательного человека, разрушив любой ценой все преграды»[282].
«Мамина наследственность», — подумала Ариадна, отогнав мысль о том, что мама умерла в тридцать восемь лет.
2
Ариадна, первая дочь Александра Николаевича Скрябина и Татьяны Федоровны Шлецер[283], названная именем героини греческого мифа о Тезее, которого вывела из лабиринта нить Ариадны, родилась 13 (26) октября 1905 года в итальянской рыбачьей деревушке Больяско, где в то время поселилась ее семья и где в наши дни ежегодно проводится Скрябинский фестиваль. В мэрии Больяско хранится акт о рождении Ариадны, а в церкви — запись о ее крещении.
Всю жизнь Ариадна любила повторять: «Я родилась в Италии!»
В те же годы на итальянской Ривьере отдыхала семья профессора филологии Московского университета Ивана Владимировича Цветаева[284], и его тринадцатилетняя дочь Марина[285], слушая Скрябина, твердо решила стать музыкантом. Ариадну она видела потом не один раз и восторгалась ее точеной красотой, а Ариадне и в голову не приходило, что много лет спустя она сама будет восторгаться божественными стихами Марины.
Не знала тогда Ариадна и того, что через тридцать лет снова попадет уже с Кнутом в эту спускающуюся с горного склона до самого моря деревушку Больяско, где много лет назад молодой Скрябин задумал знаменитую «Поэму экстаза».
По словам дружившего со Скрябиным дирижера Сергея Кусевицкого
