Три женщины - [145]

16

Продолжая внедрять свою идею легальных рабочих союзов, Зубатов создал в Петербурге еще и Экономический совет, в заседаниях которого Маня несколько раз принимала участие. В основном там обсуждалось экономическое положение рабочих, но и государственная политика в отношении них тоже не сходила с повестки дня. На этих заседаниях бывал и священник Георгий Аполлонович Гапон. Впервые Маня увидела Гапона на улице, когда «…к старому еврею привязался полицейский и хотел его арестовать. И тут же, как из-под земли, появился молодой священник, схватил за руку полицейского и сказал; „Оставь его, как тебе не стыдно мучить старика?!“ Полицейский ответил; „Да это же еврей! Еврею запрещено разгуливать в столице“ (…) Тут священник разозлился и крикнул полицейскому: „Ты — антихрист! Господь сотворил мир для всех человеков. Я беру этого еврея под свою ответственность“. Священник откинул край своей рясы, достал паспорт и показал полицейскому. Тот посмотрел, козырнул и ушел».

Маня была поражена и растрогана до глубины души. Впрочем, гипнотические чары отца Гапона, считавшего себя свободным от всех земных запретов, действовали не только на Маню. Он произвел сильное впечатление даже на Ленина. Гапон «был самым необычным и цельным человеком из всех, кого я встречала, — писала Маня. — Аскет и эстет, очень красивый, деликатный и благородный, человек сильной воли, мечтатель, гуманист и блестящий организатор. Очень религиозен и очень терпим, переполнен состраданием и любовью к человеку. Его влияние на толпу было колоссальным, она была готова идти за ним в огонь и в воду (…) Те, кто сталкивались с Гапоном лицом к лицу, не могли ему не верить. Убеждал сам его вид. В нем было нечто, заставлявшее им восхищаться. В его черных глазах отражались чистота и грусть…».

Гапона описывали многие. Горящие глаза, длинные ресницы, черная бородка, волосы до плеч, густой баритон и мягкий украинский выговор. Под рясой он носил вериги, что не мешало ему соблазнять завороженных поклонниц и даже сбежать в родную Полтаву с воспитанницей сиротского приюта, при котором он был священником, за что его оттуда и выгнали. Любитель дщерей человеческих, Гапон подвергался постоянным нападкам и однажды ответил: «Вы еще узнаете, кто такой Гапон. Я буду знаменитым или сгнию в тюрьме».

Второй раз Маня встретилась с отцом Гапоном на студенческой вечеринке, где их познакомили. Оказалось, что в студенческой среде «неистовый батюшка» так же популярен, как среди рабочих. Поэтому его популярностью хотели воспользоваться все политические партии, от социал-демократов до социалистов-революционеров, и даже охранка.

Познакомившись с Гапоном, Маня, по просьбе Зубатова, начала убеждать его возглавить поддерживаемые полицией легальные рабочие союзы в Петербурге, как это делает она и ее ЕНРП в Минске.

И убедила. «Гапон быстро понял идею разделения между борьбой за улучшение жизни рабочих и войной с царским режимом (…) Я рассказала ему все о Независимой партии, и мы начали вместе действовать в Петербурге. Я ходила с Гапоном на рабочие митинги. Он сумел стать своим на больших заводах и фабриках — например, на Путиловском заводе. Постепенно я увидела, каким огромным было его влияние на рабочих. Они в большинстве своем были людьми набожными. Молитва возвышала их дух и (…) насмотревшись на эти лица, я пришла к выводу, что, добиваясь нашей цели улучшить жизнь рабочих, мы вовсе не должны выкорчевывать религию из их сердец».

Несколько раз с Маней приезжала в Петербург ее закадычная подруга Хайка Коэн, которой негде было остановиться, и Гапон предложил ей поселиться у него, а сам перебрался к друзьям.

«Его комната, — пишет Маня, — напоминала монашескую келью: вместо кровати — две доски, маленький стол и низкий стул, в углу — иконостас с ликом Христа посередине».

Сидя под ликом Христа, Маня и Хайка вели с Гапоном долгие беседы о сионизме. Он внимательно слушал о давних чаяниях евреев вернуться на Землю Обетованную, с широко открытыми глазами внимал описанию Святого града Иерусалима, Тверии и Вифлеема.

«Гапон, человек веры и морали, был убежден, что евреев надо возлюбить, ибо из их народа вышел Иисус Христос», — сказала Маня о Гапоне. А начальник петербургского Охранного отделения написал:

«Сын священника, Гапон (…) окончил духовную семинарию, а затем — и духовную академию в Петербурге. Во время пребывания в этой последней он выделился своим даром слова и не только легко получил место священника в одной из петербургских церквей, но и завязал широкие знакомства в петербургском обществе. Кто его свел с Зубатовым, я не знаю, но хорошо помню, что в Департаменте все его называли учеником и ставленником Зубатова. Последний в это время только что перебрался в Петербург, был в периоде расцвета своего влияния на Плеве и горел желанием поскорее проделать в Петербурге свой опыт создания покровительствуемого полицией рабочего общества. Молодой священник с талантом проповедника и широкими связями в петербургском обществе как нельзя лучше подходил для роли исполнителя планов Зубатова. По указанию последнего, он повел свою агитацию; по его же указаниям и при его материальной поддержке, он основал рабочее общество (…) Созданное Зубатовым и Гапоном рабочее общество нашло в Петербурге хорошую почву. Число его членов быстро росло и к концу 1904 года доходило, помнится, до 6–8 тысяч человек (…) Из-за какого-то маленького столкновения в декабре 1904 года директор Путиловского завода (…) уволил четырех рабочих. Все они были членами руководимого Гапоном рабочего общества. Это общество отправило к директору делегацию, требуя обратного приема уволенных. Директор отказался. После долгих переговоров собрание рабочих Путиловского завода-членов гапоновского общества решилось 3 января 1905 года начать забастовку. Был выставлен целый ряд требований: вспомнили все свои обиды. День ото дня забастовка расширялась — скоро стоял весь Петербург. Забастовали типографии и не выходила ни одна из газет. Газовый завод и электрическая станция присоединились к стачке — и Петербург погрузился в темноту. Полуторамиллионное население Петербурга шло навстречу событиям — без газет, без воды, без освещения. Во главе стачки стоял Гапон. Каждый день он выступал на рабочих собраниях, устраиваемых в разных концах города. Он был талантливым демагогом и умел влиять на серые массы слушателей (…) Сотни тысяч поверили ему и готовы были пойти за ним, куда бы он их ни повел. И он звал их идти к Царю (…) Только один Царь может вам помочь (…) В этих его речах слышались отзвуки старых теорий Зубатова (…) Движением с самого начала воспользовались революционеры для своей агитации (…) В результате (…) рабочая организация, созданная Зубатовым для того, чтобы отвлечь рабочих от политики, вела такую широкую чисто политическую агитацию, какой до того вести никто не мог и подумать (…) Агитация Гапона имела огромный успех. Сотни тысяч были охвачены одной мыслью: „К Царю“. На воскресенье 9 января назначено было шествие всех рабочих к Зимнему дворцу — для того, чтобы вручить Царю петицию, покрытую десятками тысяч подписей. Полиция знала об этих приготовлениях (…) По настоянию родственников, Царь не поехал в Петербург из Царского Села, предоставив распоряжаться великому князю Владимиру Александровичу, который тогда был командующим войсками Петербургского военного округа. Именно Владимир Александрович руководил действиями войск в день „красного воскресенья“. Полиция о планах военных властей не была осведомлена. Поэтому-то и могли иметь место такие факты, как убийство войсками нескольких полицейских чиновников, которые сопровождали толпы рабочих».