Три выбора - [15]

Конечно, Стальной Вождь – абсолютный чемпион по историческому злодейству – имел основания считать, что «на крутых поворотах Истории даже крепкого седока вибрасывет из седла!», но нужно помнить, что не всякого, севшего на коня, ждет эта участь. И на любом «повороте Истории» находятся люди, которые смогли в седле удержаться. И нужно стараться попасть в их число…

Всё это промелькнуло в голове достаточно быстро – пока я шел двадцать метров по коридору до двери без какой бы то ни было таблички – мы ведь одна семья и нужно ли детям видеть на родительской комнате какую-то табличку? – а всякий посторонний прежде, чем он оказывался перед этой дверью, точно знал, к кому и зачем он идет…

Глава 7

...

О первом разговоре с Василием Васильевичем о положении в Амгарске, особенностях формирования платежных документов на выдачу зарплаты, моей лжи по важному вопросу и лени при исполнении командировочного задания, терзаниях муками совести в связи с этим, а также о служебной пунктуальности Лидии Федотовны.

Вы видели ль преступника,

Как в горести немой,

От совести убежища

Он ищет в час ночной?

Василий Васильевич сидел за своим обширным письменным столом, левый дальний угол которого украшал великолепный подсвечник-менора и подаренный «от коллектива» часовой агрегат с нарочито открытым взору переплетением часовых колесиков и маховичков, на синей позолоте которых играл солнечный зайчик.

– Садитесь, Игорь Петрович!

– Спасибо, Василий Васильевич!

– Ну, как дела в Амгарске?

То, что он сразу начал с главного, показывало, что тот маленький листочек бумаги, который лежал перед ним на полированной глади стола, был действительно заветным «листком надежды нашей» на этот месяц. А всего-то – не очень длинный списочек, где после сокращения имен – И.С., Иг. Пет., Е.П., Тат., Лена, каких-то неизвестных мне имен, непонятных сокращений и букв – стояли одно– или двузначные числа, обозначавшие количество розовых бумажек с портретом какого-то из Президентов ДША, которые нужно будет выложить перед вызванным в кабинет сотрудником или «важным гостем».

Все эти сокращения не были каким-то шифром – просто бумага писалась «для себя» и «без формальностей», но это не мешало быть ей предельно понятной для ее автора.

Мне вспомнилось, что когда наследники разбирали архив великого рассейского химика Менделя Ейева, они нашли подобную бумажку среди хозяйственных документов. Там было несколько строк: «Зеленщ. – 49 коп., Сапожн. – 1 р.07 коп., за мясо – 86 коп., 25 рублей – сам знаю за что, дворник. – 10 коп., да ей же ещё на извозч. – 25 коп.».

Чудом, но сохранилась ведь такая бумажка! А эта, которая сейчас лежала перед Василием Васильевичем, конечно же, не станет чьим-то досужим чтением, а потребуется только ее автору через какое-то время после того, как Елена Никоновна, вернувшись из банка, выложит на этот стол из принесенного Бурым солидного кейса повышенной надежности перетянутые бумажной лентой пачки банкнот со словами: «Вот, Василь Василич, привезла. Всё нормально… Мигунчик только грустный какой-то…». (Тяжело женщине таскать такой, да и по сторонам при этом поглядывать – вот и ходит вместе с ней по таким делам Бурый).

Выкладывание наличных в соответствии с росписью на бумажке будет обязательно сегодня (не любит Василий Васильевич хранить у себя «чужие деньги»). К тому же ему всегда любопытно проследить, с каким выражением лица сотрудник будет пересчитывать (а это нужно делать обязательно – денежка счет любит, да и проверить себя не мешает – не обсчитался ли сам, раскладывая банкноты по конвертам).

Не менее важно и то, каким тоном, с какой интонацией он будет благодарить, т. е. зримо ощутить градус лояльности и степень благодарности каждого из своих детей в «момент истины», ибо именно в этот момент здесь происходит сопоставление самооценки с «объективной оценкой „папы“». Именно в этот момент, как считает Василий Васильевич, человек наиболее прозрачен для проницательного взгляда…

Именно сейчас листочек наполнялся знаками – цифрами после инициалов. Самая последняя, самая точная на данный момент «оценка по поведению». Закончится «формирование документа» за полчаса до начала процедуры «воздаяния». И судьба у этого листочка бумаги явно незавидная – он сегодня же, после того, как последний из приглашенных покинет кабинет, будет разорван на мелкие клочки и выброшен в урну, а может даже и удостоится аутодафе в любимой пепельнице Василия Васильевича.

И, хотя такие листочки, как правило, приносят нам действительную радость, но им самим мы ничем помочь не можем. Не остаются они в качестве «исторических документов», не попадают в архивные фонды (кроме архивов прокуратуры, и сходок бандюков, не к ночи будь они помянуты!), не попадают в разряд «письменных источников, использованных при написании диссертации». Просто потому, что такие листочки долго не живут – записка Менделя Ейева редчайшее исключение…

Оценив все это, я нарочито равнодушно ответил:

– Да нормально у них все. Пока…

– А вы звонили им с утра?

– Конечно, Василий Васильевич, – ни капли не смутившись, искренним тоном ответил я, – но Александр Петрович…