Три вора - [27]

Каскариллья сохранял свою невозмутимость.

– Не беспокойтесь… Дверь заперта…

– Но он захочет войти… – взволнованно шептала Норис, теряя голову. – Он захочет войти… Если я не отопру, у него явятся подозрения… А если он найдет здесь вас… Боже!… Что делать? Как быть?

Голос советника после выжидательной паузы послышался снова:

– Спишь, Норис?… Норис!… Стук в дверь костями пальцев, сначала осторожный, раздался громче и настойчивее.

– Отвори, Норис, – продолжал муж, – это я! Норис, совершенно разбитая и обессиленная, упала

на кресло.

– Вот полюбуйтесь на этих женщин! – проворчал Каскариллья. – Вы только что грозили мне вмешательством вашего мужа. И вот добрый человек, словно угадав ваше желание, внезапно является сам, а вы с ума сходите от запоздалого страха перед скандалом, который сами же хотели вызвать… Попробуйте, отоприте ему… Что за важность… Увидит меня… Потребует объяснений… Вы скажете, что я вор… А я представлю ваше письмо… без конверта с адресом, конечно… Зачем ему адрес? Не все ли равно вашему мужу… кто любовник его жены, – я или другой кто…

Молния гнева мелькнула в глазах Норис, и с лицом, искаженным презрением, она прошипела:

– Не-го-дяй!

Судорога передернула Каскариллью. Щеки его побледнели. Но он моментально овладел собой.

– Может быть! – отрезал он. – Вопрос оценки… Во всяком случае, это вы вынуждаете меня прибегнуть к оружию, к которому я лично, кстати сказать, не питаю никакой симпатии… Удовлетворите мою просьбу, и я спасу вас…

– Но как? Как? – молила Норис, протягивая в отчаянии руки.

Каскариллья наклонился к ней и настойчиво, словно делал внушение, прошептал:

– Скажите мне, где касса? Скажите! В кабинете? Да?

Удары все более энергичные и нетерпеливые сыпались в дверь.

– Норис, отопри! Неужели не слышишь? Это я… Синьора поняла, что нужно подать признак жизни.

– А? Кто там?… Что такое?… Это ты? – бормотала она полусонным голосом, точно человек внезапно разбуженный. – Он слышал! Он, наверное, слышал наши голоса! Боже мой! Я пропала! Что делать?

Каскариллья бесшумно поднялся с места.

– Успокойтесь, – сказал он, беря руку Норис.

– Да, да… это я! – повторял между тем советник, вертя ручкой двери. – Отопри! Ты спала, Норис? Прости меня… Знаешь… Я хочу сказать тебе…

– Ну, видите, – прошептал Каскариллья, – он ничего не слышал… Это все, очевидно, последствия поезда… Слушайте же меня… Вы пойдете отпереть… Дверь открывается сюда, вовнутрь… Я помещусь между ней и стеной… Он войдет… Со свойственной вам ловкостью вы примете меры, чтобы он не оборачивался закрывать дверь, и в то время, как вы увлечете его в свою комнату, я скроюсь… не бойтесь… Итак, скажите; в кабинете она?

Почти против воли, одним из тех автоматических движений, какие вырываются в момент грозящей опасности или настойчивых требований, Норис сделала утвердительный кивок головою.

– Еще одно слово, – прибавил Каскариллья. – Для вас, едва я окажусь за пределами этой комнаты, исчезает всякая опасность… Но не для меня… Помните, на всякий случай, что письмо ваше в моем кармане… И если… потому ли, что времени у меня осталось немного… потому ли, что я чувствую себя немного утомленным… или, наконец, потому, что задача нелегка… вы понимаете… если бы мне пришлось произвести некоторый шум… о, самый легонький… защитите меня… целуя вашего мужа… в уши…

– Проснулась, Норис? – осведомлялся между тем советник Орнано, голос которого после полученного ответа стал снова податливым и медовым.

Норис с шумом передвинула кресло, чтобы оправдать молчание, и пошла открыть дверь.

Каскариллья с поразительным спокойствием собрал свою накидку, цилиндр и перчатки. Горькая усмешка кривила его тонкие губы.

– Услуга за услугу, – прибавил он легким, как дуновение ветерка, шепотом. – Как только я закончу свое дело, я извещу вас с улицы куплетом песенки… Я не хочу слишком долго затягивать вашу пытку… По этому условному знаку вы можете отправить вашего мужа восвояси… Он уж тогда уплатит по своему счету.

Каскариллья простился легким безукоризненным поклоном, и глазами дал знак Норис отпереть дверь, за которой советник Орнано, в голубом шлафроке, ожидал, улыбаясь.

III

Но, очутившись лицом к лицу с женой, коммерции советник моментально потерял свою улыбку.

Он ожидал, правда, хорошей головомойки за визит, который осмеливался нанести после полученной им час назад отставки, но только сейчас по взволнованному, искаженному лицу жены он сообразил, какую грозную бурю вместо ожидаемого преходящего гнева поднял он.

Он попробовал было изобразить жалостную улыбку, но губы его сложились в неопределенную гримасу, колеблющуюся между страхом и развязностью: гримасу слуги, пытающегося после совершенной вины спастись при помощи нелепого и идиотского оправдания.

– Я тебя потревожил, Норис? Ты спала уже?

Синьора, не произнося ни слова, схватила его за рукав и чуть не бегом протащила в глубь комнаты, где безумным взглядом приковала его на месте лицом к себе, а спиной к двери, через которую тем временем Каскариллья скрылся как тень.

Норис заметила его исчезновение и расширенными глазами продолжала смотреть вслед.

Советник обернулся; увидев раскрытую настежь дверь, он поспешил в этот критический для него момент проявить любезность, более чем должную, и бросился со всех ног запирать, путаясь в своем шлафроке.