Три века Яна Амоса Коменского - [56]
Глава девятая. МОЛНИЯ В НОЧИ
Эльблонг, издавна отстаивавший свою независимость в боях с немецкими рыцарями, не обманул ожиданий Коменского. Город был красив и живописно расположен. Там царила атмосфера терпимости. Священникам различных направлений запрещалось восстанавливать верующих друг против друга — этому научила их постоянная борьба с общим врагом.
Городской магистрат радушно встречает Коменского. Старейшины обещают всемерную поддержку. Член магистрата Кой, куратор школ в Эльблонге, — горячий сторонник дидактических методов Коменского. Ян Амос начинает верить, что в Эльблонге ему улыбнется удача. И к братьям здесь он близко. Не мешкая, Ян Амос снимает дом, который ему любезно предоставляет магистрат, и спешит в Лешно, чтобы передать общине дары де Геера, денежное пожертвование и его письмо.
В Лешно его принимают с радостью и почтением. За последний год как бы по-новому, в подлинном масштабе, открылась перед всей общиной самоотверженная деятельность Яна Амоса. Братья связывают с ним свое будущее, свои надежды: ведь имя Коменского открывает двери власть предержащих — королей, государственных деятелей, епископов. Видно, сама судьба в эти гибельные времена избрала его хранителем общины, ее полномочным представителем. Выполнив поручение де Геера, Коменский готовится к отъезду. Старейшины освобождают его от всех обязанностей и дают (как о том просит в письме де Геер) для работы в Эльблонге четырех семинаристов, среди которых любимый ученик и друг Коменского Пьер Фигул. Каждому ясно, какую роль в судьбе общины может сыграть Коменский, будучи связанным с де Геером и Оксеншёрной — канцлером Швеции, которая — все верят в это — в недалеком будущем продиктует условия мира поверженным Габсбургам. И вот наступает час прощания. Напутствуемый добрыми пожеланиями, Коменский со всей своей семьей, помощниками отправляется в путь. Многие люди провожают за город дорожную карету и возок и машут руками, пока они не исчезают вдали.
Едва устроившись в Эльблонге, Коменский принимается за работу. Он прекрасно осознает, какого напряжения потребует от него выполнение обязательств перед шведами, и прерывает переписку с друзьями, никого не принимает, отстраняется от всех дел. Ему дорог каждый час, ибо и час работы над учебниками для шведских школ приближает его освобождение от обязательств и, следовательно, возможность заняться Пансофией, о которой он не перестает помышлять. Но борьба Реформации с католицизмом, которая с ожесточением ведется и на полях сражений, и средствами тайной дипломатии, и в открытых теологических диспутах, не обходит и тихий Эльблонг. И Коменский не может оказаться в стороне. Обстоятельства так складываются, что он вынужден печатно, в большом сочинении, защищать духовные установления и традиции чешских братьев. Вместе с тем он утверждает право каждого человека следовать голосу своей совести и призывает противоборствующие стороны к миру и согласию...
Время идет, а работа над учебниками продвигается медленно. Коменский совершенствует в первую очередь «Открытую дверь языков» и пишет к ней третью часть — «Дворец». Его помощники оказываются малосведущими; кроме Пьера Фигула, никто не может самостоятельно и шагу ступить.
Ян Амос не теряет надежды, что, завершив для шведов дидактическое сочинение «Новейший метод преподавания языков», вернется к Пансофии. Но слишком медленно подвигается вперед работа! Да и к тому же Коменский вынужден давать частные уроки, иногда выступать с публичными чтениями. К этому побуждает его материальная нужда, так как содержание де Геера оказывается для большой семьи весьма и весьма скудным.
Многие обыватели Эльблонга удивлены, узнав, как нищенски живет прославленный философ, которого, едва он приехал, избрали почетным членом профессорского совета. На его чтения в городской школе собираются самые уважаемые в городе лица: члены магистрата, старейшины церковной общины, профессора. Говорят, с философом состоит в дружбе сам правитель сиятельный граф Герхард Денгоф! А в доме нечего есть! Лавочники, частенько поставлявшие провизию в дом Коменского в долг (а иной раз там довольствуются одним хлебом), не делают из этого секрета. Одни пожимают плечами, другие самодовольно улыбаются: у них-то полная чаша, хотя они и не ученые и не знаменитые...
Шведам становится известно, что время от времени Коменский выступает с публичными чтениями, дает частные уроки и что, выполняя свое обещание властям Эльблонга, уже приступил в городской школе к объяснению своей «Двери предметов». Считая, что время Коменского принадлежит только им, шведы шлют запрос за запросом. Их интересует, что сделано, сроки окончания намеченных работ. Они торопят, упреки становятся все более резкими. Английские друзья, напротив того, хотят лишь знать, насколько Коменский продвинулся вперед в пансофических трудах. Гартлиб, которому Ян Амос сообщил, что, выполняя договор со шведами, прервал занятия Пансофией, в ответном письме к Коменскому разражается филиппикой: «В какую пропасть ты катишься, занимаясь делом, не стоящим твоих сил?» Человек умный, искренне привязанный к Коменскому, Гартлиб все же не в состоянии понять глубины его патриотического самопожертвования; ведь он работает для шведов, потому что они помогают братьям.
